Шестикрылый серафим Врубеля

Пациент клиники Усольцева поежился и хмуро ответил:

– Он сам мне дал.

– Кто он?

– Он! Тот, кто умер за нас на кресте. Дал и строго-настрого наказал выполнять его заповеди. Он приходил ко мне и звал с собой. Мы гуляли по улицам. Долго-долго гуляли. На лавочке спал пьяный. Он приказал – убей. И я убил.

– Он был рыжий и молодой? – подсказал фон Бекк, не сомневающийся в своей правоте.

Постоялец санатории торопливо закивал, возбужденно выкрикивая:

– Да, да, молодой! И старый. Он был женщиной! И младенцем. И блудницей. И зверем! У него много лиц. Он вездесущ. Он во всем. И во всех. Я – это он! Вы – тоже он. Он приходил ко мне. Брал за руку. И вел за собой вершить возмездие. И мы карали грешников. Душили их. И оставляли мертвыми лежать на скамьях.

Оглоблин вдруг замолчал и настороженно посмотрел на фон Бекка.

– Вы меня не выдадите? Никто не должен знать о серафиме. Никому не скажете, что тот, кто умер на кресте, дал мне пророческий картон?

– Само собой, я никому не скажу.

Оглоблин снова взялся за рисунок, начав ожесточенно чиркать карандашом и тереть резинкой. Поднявшись со скамейки, фон Бекк пошел прочь. У корпусов его встретил доктор Зарубин.

– Ну что, узнали что-нибудь о Саше Ромейко? Или весь разговор свелся к шестикрылому серафиму? Полагаю, Оглоблин вам похвастался волшебной картинкой.

– Так вы знаете?

– Обижаете. Оглоблин про серафима с первого дня своего пребывания у нас твердит. Недавно стал счастливым обладателем эскиза и сразу же сделался спокойнее. Не думаю, что это именно тот серафим, который путешествовал с Сашей Ромейко на север. Полагаю, что кто-то из сердобольных друзей набросал на картоне нечто подобное и выдал за работу Врубеля.

– А кто из друзей навещает Оглоблина?

– Прежде всего, издатель Гурко. Прекрасный человек, не бросает товарища в беде. Казалось бы, столько лет прошло, как Оглоблин повредился в уме. Родные про него позабыли, а Петр Петрович – нет. Почитай, каждую неделю наведывается.

– Он и содержание оплачивает?

– Больше некому.

– Скажите, а кто вывозил Оглоблина в эти выходные за пределы санатория?

– Да Гурко и вывозил. Забирал на три дня, с вечера пятницы до утра понедельника. Они ездили куда-то на природу.

– Вы не путаете? Может быть, это был Артем Пузырев?

– Я сам сажал Оглоблина в машину Петра Петровича. Правда, в машине находился кто-то еще. Я не заметил кто. Может, и Пузырев.

Фон Бекк задумался и вдруг спросил: