Шестое чувство

Мы затопали по лестнице вверх. Легко нашли вотчину заведующей.

– Можно?

– Входите. Что вам, мальчики?

Пожилая дама на шестом десятке. Опрятная, в современном брючном костюме, изящные очки в серебристой оправе, слегка подкрашенные волосы, собранные в пучок. Короче, смотреть приятно. Не то что… блин, опять вспомнил мамашу Кролика. Одного же возраста женщины!

– Здравствуйте, Елена Федоровна! Мы в архив, а он закрыт.

– Нам очень надо! Нас мастер… нет, начальник цеха послал!

– Подожди, Саша. Мы студенты из техникума. Нужен материал и желательно прямо сегодня. Вы же знаете, как у студентов всегда сроки горят?

Женщина устало улыбнулась одними уголками губ. Покрутила в пальцах шариковую ручку. Потом развела руками.

– Скорей всего, не получится сегодня.

– Ну очень надо!

– Понимаю. Только не от нас это зависит. Заболела, видите ли, наша… архивариус. Неожиданно. У нас у самих накладки, а сходить к ней по адресу – желающих нет. Аврал.

– А далеко она живет? – зацепился я. – Давайте мы сходим.

Женщина помолчала, обдумывая мое предложение.

– А почему бы и нет? – согласилась наконец. – На Гоголя она живет. Где магазин «Орфей», знаете?

– Конечно!

– Вот в том доме. Квартира двадцать три. Сходите узнайте, что с ней. Если передаст ключи от архива – только спасибо скажу. Беретесь?

Легкомыслие и безмятежность.

– Беремся, конечно! Нам же чертежи сегодня нужны. Начальник послал!

– Вот и поможем найти ваши чертежи, если ключи добудете.

– Мы быстро!

И как ветром сдуло.

Пока удачненько так все складывается!

Глава 16

Двухэтажная квартира

Накаркал.

А так все ровно начиналось!

И на́ тебе: Марьяны, как звали разыскиваемого архивариуса, дома не оказалось. Мне еще в «Югрыбе» показалось странным, что заведующая группой не назвала нам ее отчества. Вроде и должность важная, и самой дамочке далеко за тридцать. Так нет же, просто – Марьяна. Спасибо, что хоть не Марьянка, хотя… есть подозрение, что в большинстве случаев ее в коллективе так и называют.

Почему?

Чуть позже мне это станет понятным.

А пока… мы уныло ходили вокруг пятиэтажки на Гоголя и высматривали окна двадцать третьей квартиры на третьем этаже. Эта или… эта?

– Смотри! Смотри! Шторка шевельнулась! – закричал вдруг Егорочкин. – Она дома! Прячется от нас. У-у, вражина!

– Что ты орешь во всю ивановскую? – одернул я напарника. – Я видел шторку. Это точно та самая квартира?

– Точно! Я по дверям запомнил, посчитал.

Двери, к слову, у той квартиры были странные: усиленные металлическими полосками, со стальными уголками на шурупах и с мощной железной панелью для трех внушительного вида замков. Прообраз наших антивандальных, что станут популярны в конце девяностых.

И кого, интересненько, так боится хозяйка?

Или… хозяин? Вообще-то здесь чувствуется грамотная мужская рука квалифицированного слесаря. Причем не пришлого со стороны, а именно хозяина: для себя любимого сделано, не для клиента. Очень странно.

Кто ты, Марьяна? Мышка архивная.

– Пошли в подъезд, – буркнул я, – еще раз постучим.

Пошли. Стучали, звонили, пинали ногами, благо конструкция позволяла – все без результата. Соседи уже начали выглядывать. На контакт почему-то не шли – хлопали дверями перед нашими носами, лишь только мы пытались задать вопрос. Тоже странность. Что здесь вообще происходит?

Сашка приник ухом к дверному полотну.

– Там, кажись, скулит кто-то. И скребется. Собака, что ли?

Я тоже послушал.

Похоже. Или собака поскуливает, или маленький ребенок тихо ноет. Плохо слышно.

Какая-то дьявольщина происходит в этой странной квартире, что-то нехорошее. Милицию, что ли, вызвать? Пусть вскроют, проверят. Только ведь… это до полуночи затянется – такие вещи быстро не делаются. Не хотелось бы тут зависать.

В досаде я пнул ногой это фортификационное сооружение.

– Пошли отсюда. Полный облом.

Вышли на улицу и снова по инерции обошли дом. Посмотрели на окна негостеприимной квартиры.

– Смотри! Форточка открыта. И… там решетка, что ли?

И точно, через форточку было видно, что изнутри окно усилено решеткой, выкрашенной черной краской – это чтоб решетку через стекло не было заметно. На третьем этаже, напомню. Ну и ну! Да что там творится такое?

– А-а! Рука!!! – заорал Сашка. – Смотри, рука!

– Заткнись, – зашипел я. – Люди оборачиваются. Я все вижу.

Тонкая женская рука синевато-белого цвета в задравшемся рукаве бордового халата просунулась сквозь решетку и судорожно нам махала, пытаясь привлечь внимание. В кулаке было что-то зажато.

Сашка яростно замахал в ответ.

Рука взмахнула снизу вверх, разжав кулак, и вниз полетел комочек бумаги, увлекаемый ветром в сторону проезжей части.

Егорочкин, взвизгнув от возбуждения, поскакал за ним.

– Осторожно, троллейбус! – бросил я ему в спину. – Сумасшедший!

Бесполезно.

Если Сашка рвется к цели – тем хуже для троллейбуса. К счастью, невредимы остались оба. План уже бежал ко мне, на ходу разворачивая послание.

– Смотри, чего пишет! – захлебываясь от одышки, зачастил он. – «Спасите. Муж запер. Болею. Диабет. Музыка 12. Там лекарство. Несите. Подниму по веревке». Как… это? Какая «му́зыка»?

Он с недоумением уставился на меня.