Шипы и розы

Вопрос, заданный самой себе, заставил Малесту перевести как дыхание, так и взгляд. Однотипные письма были оставлены без внимания, зато, впервые за много лет коварно прищурившись, леди Андервуд, некогда теоретически талантливая, но по меркам театральных критиков всё-таки  третьесортная, актриса Жданович, пристально смотрела на книжный шкаф, заставленный тоненькими и потёртыми из-за частого прочтения, короткими, но остроумными пьесками, где обиженная жена ставит на место нерадивого муженька. Прокрутить бы только стрелки часов на двое суток назад, когда в соседней комнате Тим влезал через окно, а она сидела на диванчике, скучая от безделья, и читала ерунду на двести страниц про выдуманную любовь. Прокрутить, отложить глупый роман в сторону да вместо статуэтки врезать наглецу как следует тем самым веслом, о котором он так мечтает, пусть и взятым не напрокат в Королевском парке, а у слуги, ютившемся в сторожке на выезде из Девонсайда. Лишь бы крепкое было да не сломалось раньше, чем обрушится на голову избалованного мерзавца!

Но – и тут Малеста тяжело вздохнула и приготовилась снова уткнуться в скучные письма, оставшиеся неотвеченными, – время не повернуть назад, и оставалось только негодовать и изводить себя, постоянно думая о том унижении, которое пришлось пережить. Сделать было уже ничего нельзя. Если только рассказать обо всём Джейкобу...

Нет. Не выход. Малеста точно знала, что язык у неё ни за что в жизни не повернётся поведать о случившемся мужу. Слишком велик был позор, чтобы о нём узнал кто-то кроме неё. Но, с другой стороны, бесстыдник-мальчишка не стесняется обсуждать её со своими дружками-лентяями. Не постесняется он и похвастать завоёванным трофеем, и рассказать подробности его получения, при этом солидно приврав. Что же делать?

Малеста вцепилась руками себе в волосы и от отчаяния чуть не вырвала клок. Ну, или чуть не испортила себе прическу. Придумывать планы возмездия и возмущаться можно было теперь вечно – ничто из гениально состряпанного не воплотится в жизнь, ведь Тим сделал своё дело и уехал, и уже никогда не решится снова переступить порог отцовского дома.

Малеста встала и вышла из-за стола. Разгребать просьбы об атласных лентах, кружевах и гребнях для волос не было настроения. И вдвойне тяжело было читать о том, что каким-то школьницам не хватало на осень и зиму тёплых чулок. В конце концов, до первых заморозков ещё полных четыре месяца, и Малеста успеет что-нибудь сообразить, чтобы помочь воспитанницам, но сейчас лучше подышать свежим воздухом.

Залитый солнечным светом сад встретил хозяйку ароматами роз и жасмина. Безумно красивые цветы с недоумением смотрели на Малесту, искренне удивляясь, почему в такой прекрасный день её лицо чернее грозовой тучи, а руки прохладнее осеннего дождя.

Плотно переплетенные ветки разросшихся кустов странно дрогнули. Малеста смахнула последние слёзы с лица. Не дело, если трудолюбивый садовник увидит хозяйку ревущей в три ручья. Но едва леди Андервуд успела привести себя в порядок и натянуть на лицо лёгкую улыбку, чтобы выразить скоромную радость в ответ на пожелание доброго утра, как из кустов вынырнул совсем не садовник и даже не его сын, и даже не его племянник, а тот, кого Малеста совсем не желала видеть. И взгляд у леди Андервуд вмиг стал ледяной, и руки вновь похолодели, словно в саду пошёл снег.

Зелёные глаза смотрели прямо и дерзко, руки держали хлыст, а к сапогам приклеились опилки, коих много было в конюшне и рядом с ней. Неподалёку фыркнула лошадь – конюх вёл её в стойло, взяв под уздцы.

– Вы? – Малеста сделала шаг назад.

– Я, – ответили сдавленно.

– Разве вы не уехали, как обещали?

– Я собирался, но... – Зелёные глаза скользнули с лица Малесты на её волосы, а затем посмотрели через плечо. – Вы выглядите растрепанно, – произнёс Тим и добавил: – матушка.

Каков нахал, приготовилась змеёй прошипеть Малеста, но смелые прикосновения к шее и выбившимся из причёски прядям не дали и слова сказать.

– Здравствуй, дорогая. Я смотрю, вы без меня отлично поладили.

Голос и прикосновения принадлежали Джейкобу.

Возникла неловкая пауза, когда двое стоят друг против друга и мечтают о том, чтобы выговориться, пусть даже и бросая в лицо друг другу отнюдь не комплименты, но им мешает третий, который находится рядом и о том, что именно он и есть тот самый «третий лишний», совсем не подозревает. 

Рука Джейкоба скользнула с шеи и плеч Малесты ей на талию и осталась там. Едва уловимо даже для наблюдательного взгляда Тим проследил за этим движением и скептически хмыкнул, вспомнив о следе на воротнике.

– Я рад, что ты покончил с вечным и глупым упрямством и начал вести себя подобающим образом, – произнёс Джейкоб.

Тим развёл руками.

– Ты загнал меня в тупик. Признаюсь, после нашего столь раннего разговора мне очень хотелось броситься догонять поезд, но я предпочёл вымести злость на лошади. Загнал бедную так, что отходить будет долго.

Андервуд-старший беззвучно пошевелил губами. Лошадь было жалко, но это была меньшая забота по сравнению с теми, которые предстояли, если с помолвкой сына всё сложится.