В этот раз правда была на стороне мастериц: Тим действительно внимал каждому слову двух дам, только то были совсем не мачеха и не популярная в Девоне шляпница, а две сплетницы-рукодельницы, ни лиц, ни имён которых он не знал. А жаркое обсуждение тем временем становилось ещё жарче.
– Да не любовник он её. Не верю.
– А кто тогда? Зачем заявился за ней в салон? Говорю тебе: он к ней неравнодушен и сильно.
– Ей сколько лет? Давно за тридцать. А этот совсем молоденький. Не старше моего брата.
– И это ещё раз доказывает, что он в ней души не чает. Сама подумай, она – дама с опытом, а ему, видимо, как раз такие и нравятся. К тому же она – дама с деньгами, а по этому видно, что не шибко богат, хоть и франтом вырядился. Уж у меня-то глаз намётан! Уж меня-то не проведёшь! Глянь, какой у него жилет под пиджаком. Совсем не идёт к костюму. Вразнобой всё приобреталось.
– А трость?
– А трость в наше время из любой деревяшки можно сообразить.
– Но та выглядит очень солидной.
– Это просто свет так падает. А так... палка и палка.
– И всё-таки мне не верится.
– Только ослеплённые любовью юноши готовы променять питейное заведение на унизительное пребывание в лавке дамских безделушек.
– Так уж и унизительное.
– Для них – унизительное. Я слышала от одной клиентки, что её муж скорее пройдёт по городу без шляпы, чем ступит хоть одной ногой в салон дамского платья.
– Без шляпы? – Тим услышал неодобрительные ахи и охи. – Какой позор!
– Вот и я о том же. Теперь представь себе: молодой и симпатичный джентльмен, с наивным румянцем на щеках и губами, похожими на лепестки роз, переминается с ноги на ногу в шляпной мастерской. А всё почему? Да потому что не может глаз отвести от своей возлюбленной, пусть та и на два десятка лет старше!
– Меньше! Полтора десятка! Хотя точно утверждать не берусь.
– Какая разница? Ему девушек мало вокруг, что он на старуху заглядывается? Вот я, например, чем хуже?
– Сказала тоже. У тебя никогда не было и не будет того шарма, какой есть у миссис Андервуд.
– А у миссис Андервуд нет моей молодости, но за мной всё равно никто не бегает собачонкой с преданным взглядом, а за ней бегает! А ведь она давно замужем! Какая несправедливость!
Слова про собачонку были последней каплей. Тим не выдержал, крепко перехватил пальцами трость и уже собрался чуть ли ни со всей силы толкнуть от себя входную дверь, как та вдруг сама распахнулась, колокольчик зазвенел, и в салон миссис Кроу, тяжело дыша, ввалилась пожилая женщина. От её платья и шали несло табаком, а серая шляпка на голове уже так сильно износилась, что скорее напоминала мышь, зарывшуюся в седых волосах, чем головной убор. Идти старой женщине помогал такой же старый слуга. Он трепетно поддерживал хозяйку за локоть, а та время от времени била его шёлковым веером по затылку или плечу, когда тот вдруг по неуклюжести наступал на подол её платья или слишком сильно сжимал её руку.
– Миссис Мерит! – воскликнула миссис Кроу и протянула вперёд руки, желая по-свойски обнять пожилую даму, которая мало того что являлась самой старой жительницей в округе, так была ещё и самой старой клиенткой шляпного салона, крайне требовательной и чрезмерно строптивой.
– Посторонитесь, юноша, – проворчала миссис Мерит выросшему на её пути Тиму. А чтобы тот скорее сделал шаг обратно к окну, ткнула Андервуда-младшего всё тем же веером в грудь. – Какая бесцеремонная нынче молодёжь! Старому человеку пройти не дают. Норовят сами первыми везде протиснуться. И не возражайте, юноша! Вижу, уже собрались выкручиваться. Со мной не выйдет. И мне, кстати, сильно знакомо ваше лицо. Я с вашим отцом случайно не пила чай в прошлое воскресенье! Ну да неважно, пила или не пила. Явно это не доставило мне удовольствия, раз не помню... Посторонитесь. Ещё. Ещё один шаг... Бог мой, как она обворожительна!
Растерявшийся Тим проследил за взглядом пожилой дамы и... обомлел.
Если бы солнце решило заглянуть в шляпную мастерскую, то тут же скуксилось бы и убралось за облака, потому что ни одним своим лучом не было столь ослепительно, как женщина, стоявшая у витрины, уставленной товаром на любой вкус и цвет, и примерявшая самую обычную шляпку, коих Тим в своей жизни видел тысячи. Если бы на столе, кроме тканей, бусин, пёстрых лент и скорых зарисовок новых фасонов будущих шляп, лежали ещё и свежесрезанные розы, то, сколь бы роскошны они ни были, в тот же миг поникли и скукожились бы, отдав первенство той, что задумчиво завязывала ленточку под подбородком и, когда с игривым бантом было покончено, голосом мелодичным и нежным, как весенние цветы, робко высунувшиеся из-под талого снега, незатейливо и без какого-либо напускного кокетства спросила:
– Как вам?