Отличная возможность съязвить, прикопаться хотя бы к искусственным макам, которые Тим недолюбливал, но почему-то в горле резко пересохло, дыхание стало неровным и ни одна колкая шутка в голову не шла. А ведь за ними в карман Тим никогда не лез. Но ни одно слово не сорвалось с его губ, и даже маки на шляпке на мгновенье перестали раздражать, хотя раньше при виде этих ярких цветов на лугу Тим всегда морщился.
– Прелестно, дорогая! – абсолютно и бесповоротно игнорируя хозяйку салона, воскликнула миссис Мерит и направилась к Малесте, на ходу снимая перчатки. – Как я рада вас видеть! Ехала сюда, чуть не уснула по дороге, думала, весь день придётся провести в компании Уила. – Миссис Мерит кивнула на слугу, замершему у порога и загородившему сутулой спиной дверь так, что теперь уж точно единственным выходом из салона был выход через окно, а через окно, как известно, джентльмены не ходят. – А тут такая радость в виде вашего милого личика! Вам очень идёт эта шляпка! Берите, не раздумывая. Сама бы взяла, будь я помоложе и так же красива, как вы.
Опустившись на стул, который ей заботливо поднесла одна из помощниц миссис Кроу, вынырнувшая из-под занавески и прыснувшая в кулак при виде застывшего на месте Тима, миссис Мерит продолжала восхищаться всем вместе: и чудесной шляпкой, и воздушной вуалью, которую к той шляпке захотела прикрепить Малеста, и даже погодой, которая на удивление была непривычно хороша. А Тим так и стоял, не сводя взгляда с треклятых маков, и ему казалось, что этих цветов принесли в мастерскую целую охапку, так сильно вдруг помутнело перед глазами и шея вспотела под элегантным белым платком, как обычно потеет, стоит Тиму много выпить или же просто надышаться цветочными ароматами, с которыми не брезговали перебарщивать девицы мадам Лека. Из задумчивого состояния Тима вывел слуга миссис Мерит. Тяжело вздохнув, он бросил на Андервуда-младшего тоскливый взгляд и с зевотой (неужели, тоже маки подействовали?) протянул:
– Теперь ждать чуть ли ни до вечера... Тоже за хозяйкой по лавкам таскаешься?
Тим вскинул брови.
– Простите?
– Я говорю, тоже бегаешь по суконщикам да башмачникам, вместо того чтобы с мужиками по-мужски в питейной время скоротать? Значит, не один я такой. Тяжела наша участь. Ой, тяжела.
– Простите, это вы мне?
– Тебе-тебе, кому ж ещё?
– Вы в своём уме, если так ко мне обращаетесь? Я сын хозяина Девонсайда.
Слуга выпучил глаза, прикрыл рот ладонью и, глотая слова, забормотал:
– Простите ради бога, сэр. Вот я дурак! Как мог вас за слугу принять с такой-то тростью? А всему виной моё зрение. С годами совсем стало слабое. Бывает, в питейной пива нальют – всё вижу, а как за выпивку платить – так хоть убей! Ни одной монеты, что лежат в кармане, разглядеть не могу. Всё перед глазами плывёт и в одну кашу сливается. Даже подаренный миссис Мерит окуляр не помогает! Увидел вас тут с леди Малестой и принял за её сопровождающего. Одна-то она никогда никуда не ездит.
Тим усмехнулся. Действительно! За кого ещё его можно принять? Любовником обозвали – дело за слугой. А помощник миссис Мерит не умолкал:
– Это хорошо, что в этот раз вы с леди Малестой приехали, а не Хизер. Обычно она повсюду за миссис Андервуд таскается, но, скажу вам честно, случись чего с вашей мачехой, так Хизер не справится. Руками махать начнёт, кричать, звать на помощь, а всего-то надо нюхательную соль к носу поднести да порошок в водице развести. Поэтому рядом с леди Малестой должен быть человек твёрдый, уверенный в себе, сильный и не поддающийся панике. Вот как вы, например. Или как я. Только у меня уже зрение совсем того – могу вместо нужного порошка ненужный насыпать.
– Это всё очень занимательно, но позвольте мне пройти.
– Конечно, сэр. Только найду, в какой стороне дверь открывается. Совсем ослеп что-то. Как крот.
– Да вот же. Подвиньтесь вправо.
– Сейчас, сэр. – Слуга так переволновался, что даже забыл, в какой стороне право, а в какой – лево.
– Не испытывайте моего терпения.
– И не думал.
– Тимоти!
– Ко мне следует обращаться «мистер Андервуд».
– Знаю, сэр.
– Тогда какой я вам, к чёрту, Тимоти?
– Так это не я вас позвал.
Тим недоуменно заморгал. А ведь слуга был прав: голос, с пару секунд назад назвавший его имя, был звонким и приятным, как ручей по весне, а не скрипучим и унылым. Что на него нашло, что толстокожему слону он приписал птичью трель? А что на него нашло два дня назад, когда, распивая отцовский бренди двадцатипятилетней выдержки, он потом пытался убедить дворецкого, что был не один, а с какой-то нищенкой по имени Бетси? Чёрт, опять вспомнилось! Бетси, Бетси...
– Тимоти!