Перебранка отца и сына длилась долго. Но постепенно Джейкоб Андервуд остыл, успокоился и окончательно убедился, что в спальне Тима нет никого из недалёких и откровенно глупых работниц, непременно желавших выскочить замуж за состоятельного аристократа, а сам Тим пьян в стельку и не только еле-еле стоит на ногах, но и говорит с трудом. Взяв с сына слово, что перед мистером Хиггинсом тот будет трезв как стёклышко, Джейкоб вышел из комнаты в коридор, однако перед этим ещё минуты три ворчал, как его всё вымотало и уже почти довело до нервного тика.
Дверь шкафа отворилась не сразу. А когда скрипнула, то Малеста увидела Тима, в этот раз лицом измученного ровно так же, как и она сама. Протянув руку, Тим помог мачехе подняться и, убедившись, что коридор пуст и точно не таит в себе никакой опасности, тихо и устало, но в то же время с лёгкой насмешливостью в голосе, произнёс:
– Выспитесь хорошенько. Завтра нам предстоит всеми способами пытать мистера Хиггинса, а он, я думаю, прилично убит горем после всей этой неприятной истории.
– Спасибо за всё, – улыбнулась Малеста.
Тим поморщился.
– Не благодарите. Мне просто не хотелось, что гроза разверзлась над...
– ...ангелом?
– Не угадали. Над розой. Вы ведь и на неё похожи. Роскошная, безумно красивая, но страшно одинокая, роза.
Малеста отвела взгляд.
В холодном коридоре зябли плечи, но леди Андервуд не спешила уходить, как и Тим не спешил закрывать двери. Оба стояли: один, прикрыв глаза и пребывая в чуткой дремоте; другая, вглядываясь в темноту длинного холла. Но всему когда-то приходит конец, и Малеста, пожелав Тиму спокойных снов и дав слово долго не бродить по дому, а идти сразу к себе, добавила:
– Знаете, Тим, и у самых прекрасных цветов бывают шипы...
Глава 14. И у стен есть уши
«Убитый горем» мистер Хиггинс оказался с годами раздобревшим скрягой, с небольшой, округлой бородкой и глазами цвета чересчур водянистого чая. Развесив чёрные фраки и белоснежные сорочки в специально выделенной для примерок комнате, мистер Хиггинс не поспешил браться за работу, зато с удовольствием принялся за остывший мясной рулет, который по распоряжению Джонатана ему принесла Ева. После того как рулет был съеден, лень совсем завладела мистером Хиггинсом, но Джейкоб Андервуд появился в комнате, и хозяин лавки мужского платья тут же вскочил на ноги, а зевоту как рукой сняло. За спиной Джейкоба стоял Тим.
– Я описал в своей записке рост и телосложение. Конечно, примерно. Но, надеюсь, вы всё поняли, – произнёс Джейкоб.
– Всё понял и с размерами угадал, – ответил мистер Хиггинс. – Начнём в рубашек. Выберем пару подходящих и поверх них прикинем фрак.
Джейкоб кивнул.
– Тогда я оставлю вас. Приоденьте моего сына как следует. В четверг мы едем в Аскот. Он должен произвести там правильное впечатление. И не забудьте про шляпу.
– Как можно забыть про такой важный предмет как шляпа! – воскликнул мистер Хиггинс и перекинул через руку несколько снятых с плечиков сорочек. – Раздевайтесь, сэр! – распорядился он в сторону Тима. – Начнём, пожалуй.
Начали они резво, а вот дальше пошла сплошная скука. В том фраке, который мистер Хиггинс считал последним писком моды, Тим отказался бы появиться даже в трущобах: выглядел он в нём пингвином, да и цвет был не иссиня чёрным, а каким-то мутно-фиолетовым, словно переспелый баклажан. Другой жал в плечах, а третий висел в боках, и на рукавах немного распоролся шов.
Но мистер Хиггинс был истинным волшебником, невзирая на двойной подбородок и выпирающий живот. Словно по мановению волшебной палочки, его помощник занёс в комнату ещё с дюжину фраков, которые до сей поры лежали в экипаже и ждали своего часа.
– Есть ещё с такой строчкой и с такой. – Мистер Хиггинс прикладывал фраки к Тиму поочередно, ожидая команду, с какого начать.
– В каком веке они были пошиты? – возмущённо спросил Тим. – Последний раз один из таких я видел на пугале.
– У нас тут, конечно, не Лондон, сэр, но за тенденциями в моде я слежу. Вот этот был изготовлен всего-то в марте!
Тим фыркнул.
– Свой мартовский фрак я уже давно подарил слуге! Нет ли чего поновее? Вы же понимаете, уважаемый мистер Хиггинс, мне нужно выглядеть ослепительно.
– Конечно. Скачки в Аскоте – такое дело...
– Да дело даже не в скачках. Лошадям моя личность совсем неинтересна.
– А в чём же тогда?
– В женщинах!
– Ах, в женщинах. Ну, женщины – такое дело, что порой сидишь у камина в компании рюмки коньяка и думаешь: лучше бы я выбрал лошадь...
– У вас женщинами не сложилось?
Мистер Хиггинс вздохнул.
– Совсем, сэр. А как вам этот фрак? Такой крой носит сам принц Альфред*, герцог Эдинбургский.
– Только дурак пойдёт наперекор вкусам принца. Давайте!
– По фигуре сидит идеально! – заметил мистер Хиггинс, оглядывая Тима, пока тот вертелся перед зеркалом. – Вденьте в петлицу какой-нибудь неброский цветок и будете неотразимы. Что в этом сезоне символ Аскота? В прошлом году была гвоздика.
– Главное, чтоб не герань.
– Простите?
– С некоторых пор у меня на герань аллергия.
– А я вот к ней абсолютно равнодушен.