Шипы и розы

– Правда? А к жасмину, мимозе, кардамону и прочим приторным сладостям, которые женщины так любят растирать и добавлять в душистую воду?

Мистер Хиггинс кашлянул и зарылся носом в другие фраки, которые Тим ещё не мерил.

– Продолжим? – спросил он, на этот раз снимая с вешалки серый.

– Думаю, не стоит. – Тим ещё раз осмотрел себя в зеркале. – Этот как раз именно то, что нужно. У отца можете не спрашивать – он напрочь лишён какого-либо вкуса и понимания, что сейчас носят, а что – нет, поэтому согласится на всё. Вот чьё мнение я бы спросил, так это миссис Мерит. – Тим болтал без умолку, непринуждённо и легко, любуясь своим отражением и совсем не замечая, как мистер Хиггинс в эти минуты то серел от грустных мыслей, то розовел от волнения и даже как будто вспотел. – Милая старушка. Я с ней недавно познакомился в Девоне и даже бывал у неё в Буках. Такая шебутная. Всё болтала и болтала, болтала и болтала. Даже хвастала моей мачехе духами, которые якобы сделала её служанка. Разве эти недалёкие девицы с толстыми пальцами, способные только пироги подавать, в состоянии создать что-то столь же изысканное, как парфюм, да ещё способное храниться лет двадцать и не растерять тончайшего аромата? Что вы думаете по этому поводу?

– По поводу фрака, сэр? – Мистер Хиггинс звучал так растерянно, что Тим тут же понял: ещё немного надавить – и лёд тронется.

– Да бог с ним, с фраком! Я его точно возьму. А ещё возьму те два, что мерил в самом начале. Они недурны, и цвет на солнце вроде как заиграл по-другому. В таких и в Лондоне не стыдно будет показаться.

Мистер Хиггинс разомлел от лести. А когда человеку приятно, то он становится менее острожным и менее бдительным.

– Насчёт искусства создания ароматов вы правы. Тут нужно иметь тонкий нюх да и знаниями обладать недюжинными. Но бывает талант с рождения. Вот я, к примеру, в молодости знавал одну девицу: душистая вода ей удавалась так хорошо, что одним из сделанных ей ароматов я до сих пор промокаю свой товар. Правда, по капельке, иначе закончится быстро.

– И как? Действует?

– Сорочки расхватываются с несусветной скоростью!

– Познакомьте меня с ней!

– С сорочкой?

– С ней тоже можно, но не в этой жизни... Я говорю о вашей давней знакомой. Если она до сих пор не растеряла своего редкого таланта, я бы заказал у неё бутылёк-другой чего-то наподобие кёльнской воды. Что скажете? Замолвите за меня словечко как за потенциального клиента? О цене спорить не буду.

В ответ мистер Хиггинс лишь замычал. А когда Тим, чуть склонив голову вбок, вопросительно уставился на него, то хозяин модной лавки тотчас понял, что просто так от дотошного отпрыска Джейкоба Андервуда не отделается.

– Замолвил бы, сэр, но той девицы уже много лет нет в живых.

– Какой ужас! Тиф? Помню, он гулял по деревням и косил многих.

– Если бы тиф...

– Не тиф?

– Хуже! Её засосало болото.

– Вот это действительно ужас.

– И вдвойне ужасно то, что тот омерзительный прыщ... Вы уж простите, сэр, что я так говорю про джентльмена! Так вот, тот омерзительный прыщ стоял рядом и ничего не делал!

– Джентльмены бывают ещё с теми прыщами, – вдумчиво произнёс Тим. В памяти почему-то всплыли карты и тяжёлый, пропитанный табаком, воздух в «Сорняках», хотя лицом все посетители сомнительного заведения были всегда чисты, и Тим не мог этого не знать.

– Я уж было смирился с тем, что тот прощелыга увёл у меня Бетси...

– Девушку звали Бетси?

– Бетси, сэр. Элизабет. Красивое имя!

– Продолжайте, мистер Хиггинс. Всё, что вы рассказываете, безумно увлекательно. Не хотите, кстати, выпить? И, может быть, ещё мясного рулета?

Мистер Хиггинс хотел. И выпить, и рулета, тем более что последний особенно удался у повара. А всему причиной были свежая свинина и сочный лук. А когда почти готовое творение посыпали сыром и рубленой петрушкой, а после поставили доходить в печи, то оторваться от кушанья мало кто был в состоянии.

Не прошло и десяти минут, как рулет был подан и была откупорена целёхонькая бутылка виски. Наблюдая за тем, как мистер Хиггинс уминает с тарелки последние крошки, Тим дунул в один из бокалов, прогнав залетевшую внутрь мошку, плеснул крепкой выпивки и, протянув бокал прожорливому дельцу, осушил свой.

– Так вы любили Бетси?

– Любил – не то слово! Я её боготворил.

– А что случилось потом?

– А потом её будто подменили. С каждым днём она отдалялась от меня: не улыбалась, не шутила, не просила привезти её лепестков лилий для очередных духов. Ходила угрюмая и на каждое моё слово огрызалась.

– Вы пытались выяснить причину?

– Чем больше спрашивал, тем больше получал от неё презрительных взглядов. Я собирался на ней жениться, но, помню, в один хмурый день приехал в дом её хозяйки, а та сообщила мне, что моя ненаглядная Бетси сбежала!

– Так девушка служила в какой-то уважаемой семье?

– Она работала в Золотых Буках, сэр. У миссис Мерит.

– Миссис Мерит? Замечательный экземпляр, не правда ли?

– Очень справедливая и правильная женщина, замечу. Она сильно горевала, когда узнала, как Бетси отплатила ей за заботу.

– А что же вы? Не помчались за любимой, не отчихвостили того прохвоста, не набили ему морду?