Шипы и розы

– Что ты! Она – настоящий ангел. Чмокнула меня в лоб, вот прямо сюда, – Генри ткнул пальцем чуть выше бровей, – и сказала, что и сама меня терпеть не могла и считала напыщенным пингвином, но затем всё изменилось.

– Прямо магия какая-то!

– Представляешь, оказывается, она тоже ненавидит Вольтера! А противную гувернантку ей навязал её отец, чтобы та следила за Кэтти и отгоняла от неё голодных до женской ласки кавалеров.

– Тебя, я смотрю, не только не прогнали, но даже наградили. – Тим скользнул взглядом по лицу приятеля. – И готов поспорить, что не раз.

– Пошляк! – взъелся Генри.

– Я шучу, – выдохнул Тим. – Нет, правда, я рад за вас. Хоть кому-то из нас четверых этот дурацкий спор пошёл на пользу. Вот только уговор есть уговор, и кукарекать тебе всё равно придётся, если до назначенного времени не принесёшь трофей. Хотя если у вас всё так далеко зашло и твоя кузина знает правду, то может ту подвязку тебе просто подарить.

– Уж лучше я прокукарекаю, чем позволю ей это сделать! 

Тим хлопнул друга по плечу, перехватил пробегавшего мимо разносчика с подносом, полным искрящегося в лучах утреннего солнца шампанского, взял по бокалу и предложил выпить.

– Это надо отметить. Генри Сандерс и покорившая его сердце кузина, которая тоже не читает Вольтера. Генри Арчибальд Сандерс и Кэтрин... Как там её полное имя-то?

– Пикли, – ответил Генри и в один присест влил всё содержимое бокала в себя. – Кэтрин Луиза Пикли.

Пузырьки шампанского весело щекотали нос.

– Чего не пьёшь? – спросил Генри.

– Да что-то... – Тим впервые за много лет не знал, какие слова подобрать. – Не рановато ли? Ещё и полудня нет.

– Тогда дай мне. – Генри перехватил бокал. – Я выпью.

И мигом осушил всё, и даже пузырики были нипочём.

– Ты не подумай... Я действительно рад за вас. – Тим не знал, как подступиться к щекотливому вопросу и раскрыть карты. На сердце лежал камень. Но расклад был сделан не им – только это и успокаивало.

Но всё оказалось проще, хотя Генри Сандерс так не считал.

– Всё не так просто, – выдал он, промочив платком губы. – На днях моя Кэтрин была вся в слезах. Её папаша решил выдать её замуж за какого-то навороченного пижона! Удумал заключить выгодную сделку!

– Такое часто случается, – аккуратно заметил Тим.

Генри лихорадочно вцепился в бицепс Андервуда, вынудив того слегка застонать и разгладить складочки, возникшие на рукаве новейшего фрака.

– Как ты можешь быть таким спокойным? Тебе всё равно? Тебе плевать на чувства друга?

– Ты слишком возбужден, – ответил Тим.

– Я влюблён, а ты – сухарь, которому никогда не понять, что такое настоящая любовь!

– И что же ты теперь намерен делать? Будешь стоять здесь, напиваться и рыдать мне в рукав о том, какой ты несчастный? Не проще вместе с Кэтрин подойти к её отцу и всё объяснить? Возможно, тем самым ты осчастливишь не только себя и кузину, но и того несчастного пижона. Возможно, отец Кэтрин и рад будет такому повороту. Вряд ли тот второй богаче и сильнее тебя в связях.

– Кэтти сказала: богаче и сильнее.

– И тебя это всё равно останавливает? – Тим фыркнул. – А я-то думал, ты мне по-настоящему... про любовь. А ты лапшу на уши вешал!

Генри взвинтился.

– Да что ты знаешь?!

– Ты прав. Абсолютно ничего.

– Да что ты понимаешь?!

– И здесь по нулям – сам никогда не любил.

– Думаешь, разница в несколько тысяч фунтов – для меня преграда?

– Тогда объясни мне причину твоего негодования. Всё, что ты сейчас делаешь, – просто сотрясаешь воздух.

– Понимаешь...

– Ещё не совсем.

– Понимаешь, проблема в том, что я и Кэтрин... мы...

– Ты и Кэтрин... Вы... – передразнил друга Тим.

– Мы сильно повздорили!

– Вот как! Когда же?

– Вчера. И Кэтрин в отместку мне заявила, что не желает меня больше видеть и даже рада, что отец подыскал ей достойного муженька! Достойного! Как тебя такое? А я будто не достоен?!

– Тот индюк уж точно не достоен, – успокоил Тим Генри.

– А Кэтти была на меня так сердита, что заявила, что будет рада полюбить того козла и забыть меня.

– А вот козёл может будет не рад...

– Да он сразу на неё клюнет! Она же такая хорошенькая!

Тим вздохнул. Почему-то вспомнилась строчка, которую он насвистывал весь прошлый театральный сезон. Её-то Тим и произнёс:

– Влюбиться можно в красоту, но полюбить – лишь только душу...

Генри глупо моргнул.

– А? Ты о чём?

– Шекспир.

– Не умничай. У друга разбито сердце и мозги набекрень, а он стоит и умничает! Ты бы ещё Вольтера вспомнил! – Генри огляделся. – Может, ещё по шампанскому?

– Ну, нет, – остановил друга Тим. – Не то ты напьёшься, и твоя Кэтрин точно предпочтёт тебе другого.

– Я бы тому козлу башку отвинтил, – произнёс Генри нетерпеливо.

– Да, конечно, – машинально ответил Тим. Но уже спустя секунду брови удивлённо поползли вверх, настолько ярко предстал перед глазами собственный образ без головы.

– Я бы из него отбивную сделал, – продолжал мечтать Генри, сжимая и разжимая кулаки.

– Ты так говоришь, будто собираешься открыть мясной цех прямо здесь и сейчас.

– Так и есть! Который сейчас час? – спросил Генри, совершенно забыв, что и у самого к карману прикреплены часы.

– Начало одиннадцатого.