Широкий Дол

Так что я позволила себе некоторое время помедлить и спокойно обдумать свои намерения. Сидя в тишине у камина, я словно испытывала на прочность собственную решимость, пыталась понять, смогу ли я вынести то, что задумала. Ведь, по сути дела, я собиралась разрушить, разорить наше поместье, чтобы расплатиться за то, чтобы его смог унаследовать мой сын. Я готовилась ударить молотом по этой земле, по живущим на ней людям, по тому естественному, подчиняющемуся смене сезонов ритму ее жизни, чтобы из нее, как кровь, брызнуло золото, столь необходимое мне для осуществления моего же дьявольского плана.

Имея дело с землей, ты никогда ничего не делаешь во имя одного лишь сегодняшнего дня, ты всегда думаешь о будущем – о том сезоне, который придет на смену нынешнему, или о том, каким выдастся следующий год. Ты сеешь пшеницу ради собственной выгоды, но деревья сажаешь ради своих наследников. Я всегда сажала деревья. Я всегда планировала хозяйство на пятьдесят лет вперед. Я не желала вкладывать свою любовь, заботу и деньги в то, что будет передано какому-то неизвестному родственнику, черт бы его побрал! Эта земля вместе с вложенными в нее моими трудами и любовью должна была достаться моим детям, моей плоти и крови.

Сколько бы мне ни пришлось за это заплатить.

Все вышло именно так, как я и планировала. После ночи любви, проведенной со мною, Гарри рухнул в супружескую постель, едва обменявшись со своей сонной женой десятком слов, и проспал до утра. Когда мы все уселись завтракать под теплым июньским солнцем, Селия, одетая в простое черное платье, обшитое черными кружевами, выглядела просто прелестно, как, собственно, и должна выглядеть летним утром молодая женщина, с удовольствием проспавшая двенадцать часов подряд. Тогда как я рядом с нею выглядела скорее усталой и чувствовала это. Однако я радостно улыбалась, ибо все то, что, как мне казалось, пребывало в тайном сговоре против меня, теперь снова стало весело и легко двигаться именно в том направлении, которое требовалось мне. Я с благодарностью приняла из рук Селии чашку с крепким французским кофе и взяла с бокового столика ломтик ветчины. И тут за столом появился мой супруг.

Он вышел к нам легкой веселой походкой, словно вчера вовсе и не был пьян, словно вообще не пил в последние две недели. Он с искренней приязнью улыбнулся Селии, любуясь ее девичьим очарованием, затем повернулся в мою сторону, и его ласковая улыбка сменилась оскалом.

– С добрым утром, моя прелестная женушка! – сказал он, словно выплюнув эти слова изо рта – казалось, у него даже от приветствия мне возникал во рту горький привкус.

– С добрым утром, – спокойно ответила я, садясь на свое теперешнее место в торце стола.

– Беатрис, сразу после завтрака я зайду к тебе, чтобы покончить, наконец, с тем вопросом, который мы весь вечер обсуждали вчера, – излишне многословно объявил Гарри, и я подумала: лучше бы он промолчал!

– Вчера? – переспросил Джон, не поднимая глаз от тарелки. – Значит, вы втроем вчера что-то обсуждали?

Селия, как всегда сидевшая рядом с серебряным кофейником, спокойно ответила:

– Что вы, Джон, я спала, а эти двое, как всегда, до поздней ночи рассуждали о доходах и расходах. Вы же знаете, как они увлекаются, когда речь идет о Широком Доле.

Джон, довольно жестко глянув на нее из-под светлых бровей, быстро сказал:

– Да, я знаю, как они увлекаются, стоит им остаться вдвоем.

Повисла неловкая пауза, и я поспешила нарушить ее.

– Конечно, приходи, – непринужденным тоном сказала я Гарри. – А потом ты, может быть, съездишь со мной в Тростниковую лощину? Интересно посмотреть, во что ее превратило семейство Хейл. Они там проложили дренажную трубу и выкопали еще несколько дренажных канав, так что теперь там, говорят, получилось отличное сухое поле. Впрочем, неизвестно еще, как эта дренажная система поведет себя во время весеннего паводка.

– Ну, ты же, Беатрис, лучше всех знаешь, до какого уровня у нас обычно поднимается вода, – сказал Гарри. – Или, может, они решили использовать насос?

Даже леденящее, мучительное для всех присутствие за столом Джона не помешало нам с Селией обменяться улыбками.

– Ей-богу, Гарри, – сказала я, – ты, по-моему, староват, чтобы играть в игрушки. Пора, мой дорогой, отказаться и от насосов, и от ветряных мельниц, и этого твоего десятиполья.

Гарри печально усмехнулся.

– Но сейчас делают такие интересные штуковины! – жалобно сказал он. – Например, водяной насос. Мне бы так хотелось иметь его у нас, в Широком Доле!

– Ну да, ты будешь играть с насосом, а мы рядом будем копать дренажные канавы, – поддразнила я его. – В Сассексе, милый, следует жить по законам Сассекса. Будь доволен тем, что ты являешься самым прогрессивным землевладельцем в нашей округе.

Гарри улыбнулся, польщенный, и тут же пообещал:

– Я теперь непременно буду экономить, Беатрис! Ты же знаешь, я интересуюсь только такими вещами, которые могут принести выгоду поместью.