Больше они к этому разговору не возвращались. Барабека селили в детской, на широком диване, выдворяя законного владельца на пол. Всякий раз после этого Сашка просыпался разбитым, точно всю ночь таскал холодильники. Вот и сейчас, лежа на жестком ватном матрасе, он безуспешно ожидал прихода сна, непроизвольно вслушиваясь в беспокойное сопение накачанного лекарствами Роберта. Пружины дивана постанывали в такт гоняемому могучими легкими воздуху. Скрип-скрип-скрип-скрип – вдыхал Барабек. И с долгим протяжным скрежетом выдыхал переработанный воздух обратно – скрииииииип!
Раздраженно перевернувшись на бок, Сашка сунул голову под подушку. Это невыносимо! Даже ночью Роберт отравлял ему жизнь. Он кряхтел, плямкал толстыми губищами, шумно выпускал газы, постанывал, даже подвывал во сне. Но самое ужасное – невероятно громко дышал. Тишина, находись она в одной комнате с Барабеком, давно уже сошла бы с ума и выбросилась в окошко. Ночь в одной комнате с сипящим, словно Дарт Вейдер, паралитиком обещала быть длинной.
Последняя мысль внезапно обеспокоила Сашку. Заставила обратить внимание на нечто, что ему совершенно не понравилось. Приподнявшись на локте, мальчик замер, прислушиваясь. И то, что передали ему уши, заставило Сашку вмиг покрыться холодным потом.
Диван не скрипел. Роберт перестал дышать.
Откинув ставшее вдруг неподъемно тяжелым одеяло в сторону, Сашка на четвереньках пополз к дивану. По позвоночнику, волнами от затылка к копчику, расползались мурашки. Перепрыгнув широкую резинку боксерских трусов, они двинулись вниз, к самым пяткам. Туда, где уже несколько долгих секунд находилась Сашкина душа.
– Роб? – остановившись у дивана, Сашка изо всех сил напрягал глаза, чтобы рассмотреть Барабека. – Роб, ты как?
Он не ждал, что Роберт внятно объяснит, но искренне надеялся, что тот хотя бы рассерженно замычит, дав понять, что по-прежнему ненавидит своего младшего родственника. То есть покажет, что находится в своем обычном состоянии. Но чем дольше Сашка стоял вот так, силясь сквозь темень разглядеть заплывшее жиром лицо Барабека, тем отчетливее понимал – ответа не будет.
Сердце колошматило в грудную клетку, как перевыполняющий план молотобоец, – гулко, часто, ритмично. Точно пыталось проломить хрупкую реберную клетку и сбежать отсюда подальше. Преодолевать отвращение пришлось почти физическими усилиями. Проглотив скопившуюся во рту слюну, Сашка глубоко вдохнул густой запах Барабека и приложил ухо к неподвижной черной туше. Туда, где, по его предположениям, за килограммами жира прятался «мотор» двоюродного брата.
Ухо прижалось к насквозь промокшей безразмерной футболке, облепившей торс Роберта. Пропитавший ткань пот оказался абсолютно холодным, а грудь, качнувшаяся под нажимом Сашкиной головы, напоминала студень. Содрогаясь от омерзения, мальчик задержал дыхание, прислушиваясь. Внутри Робертовой грудной клетки было тихо. Тихо и пусто. Сашка почувствовал, как холодеют ладони.
И в этот самый миг умирающее сердце в последнем усилии с грохотом толкнулось Сашке в ухо, а на затылок, больно прихватив отросшие на загривке волосы, опустилась тяжелая, напоминающая вязанку сосисок рука. Раздался сиплый выдох, и что-то отвратительно забулькало. Прижатый огромной ладонью, не в силах оторвать голову, Сашка скосил глаза, и… наткнулся на горящие ненавистью глаза Барабека. Отчего-то сейчас темнота совершенно не мешала разглядеть каждую складку его отвратительной опухшей физиономии. Напротив, она выгодно подчеркивала все черточки, впадинки, все морщинки, делая лицо Роберта похожим на чудовищных размеров жабью морду.
Жабью морду, которая как раз сейчас раскрывала широченную пасть.
– Робин-Бобин-Барабек… – пронеслось в свихнувшемся от паники мозгу Сашки. – Скушал сорок человек…
Барабек собирался сожрать его. Осознав это, Сашка наконец-то сбросил оцепенение, вырвался из толстых пальцев и заорал что было мочи.
Скорая уехала уже минут сорок как, а мама все еще плакала. Белая машина с красными тамплиерскими крестами увезла Барабека, дядьку Василия и отца. После того как последний человек в белом халате, словно призрак, исчез за дверью, в квартире наконец-то наступила тишина. Лишь редкие мамины всхлипы приглушенно раздавались из кухни. А еще оттуда резко тянуло сладким сигаретным дымом. Сашка впервые видел маму курящей.