Шкаф с кошмарами

Взрослые собрались и уехали. Осунувшийся дядька Василий даже забыл попрощаться с племянником; так и вышел, повесив голову, по пути сильно ударившись плечом о дверной косяк, но, кажется, даже не обратив на это внимания. Сашка смотрел в окно на отъезжающую «ниву», похожую на грустного четырехколесного жука, и тихо радовался, что не останется один. Он вообще любил, когда бабушка Катя приходит в гости – единственного внука старушка холила, лелеяла и, судя по всему, собиралась откормить до размеров покойного Барабека, – а сегодня общество близкого человека было Сашке просто необходимо.

Есть мнение, что бабушки – существа медлительные, почище иных черепах. Так вот бабушка Катя это утверждение опровергала одним своим существованием. Не прошло и четверти часа, как она уже стояла в дверях квартиры с двумя холщовыми сумками, забитыми продуктами.

– Горе-то, горе-то какое! – вместо приветствия пробормотала она, на ходу целуя внука в щеку и скидывая стоптанные туфли. – Отмучился Робка, земля ему пухом.

Несмотря на рост сто шестьдесят сантиметров и птичий вес, баба Катя умудрялась занимать очень много места. Позволив внуку дотащить сумки до холодильника, бабушка решительно отправила его отсыпаться и в момент заполонила собой все пятнадцать квадратных метров кухни. Сашка еще не дошел до своей комнаты, а вслед ему уже неслась сопутствующая каждому бабушкиному появлению симфония, лидирующие партии в которой исполняли гремящие кастрюли. Никакие катастрофы не в силах изменить бабушку Катю, подумал Сашка, улыбнувшись впервые за бесконечно долгие сутки. И это наконец убедило его в том, что мир в порядке, возможно, даже в большем, чем был раньше. Что все действительно хорошо и горе дяди Василия не бесконечно. Что вскоре жизнь вернется на круги своя и, чтобы процесс возвращения прошел как можно быстрее, ему действительно необходимо выспаться. Хотя бы немного.

Прикрыв за собой дверь, Сашка привычно плюхнулся на отныне навсегда свободный от посягательств Барабека диван. Прыгнул спиной назад – так, как это делают легкоатлеты, берущие заветную планку. Дальше обычно следовало мягкое, упругое соприкосновение спины с кожаной обивкой, жалобный скрип пружин и блаженное откидывание головы на подушку. Обычно, но не в этот раз.

Раздался знакомый грохот – это диван внезапно открылся, без посторонней помощи откинув вниз заднюю половину и подняв переднюю. Не было радостной встречи уставших за день мышц спины с мягкими подушками. Сашка с грохотом рухнул в отсек для белья. Сильнее всего досталось голове, стукнувшейся о дно дивана так сильно, что клацнули зубы. Правая рука вошла идеально и ударилась даже почти не больно. Но сверху на нее всем весом навалилось Сашкино тело, заставив сустав болезненно хрустнуть. Очень плохо пришлось левому локтю, который угодил точно в бортик нижней полки. Боль электрическим разрядом взлетела до самого мозга, взорвавшись там вспышкой сигнальной ракеты.

Сашка замычал, торопливо прижав ушибленную руку к груди. И внезапно замер. Ему вдруг отчетливо привиделось, что он лежит в огромном черном гробу, идеально подогнанном под его, Сашкин, рост. Лежа внутри дивана, он беспомощно наблюдал, как медленно опускается крышка, и закричал лишь тогда, когда левая лодыжка взорвалась невыносимой болью. Возвращаясь в исходное положение, диван с силой давил на оставшуюся снаружи ногу. Сашка почувствовал, как напрягаются, не в силах сопротивляться, сухожилия, услышал громкий щелчок ломаемой кости, ощутил, как острые осколки прорывают кожу. Диван отгрызал ему ногу.

Ощущая себя погребенным заживо, Сашка орал как сумасшедший. Свободной левой рукой он, забыв про боль, колошматил в мягкую податливую фанеру, пытаясь пробиться наружу. Правая рука, как назло, застряла намертво. Как-то резко стало тесно, будто сомкнулись стенки, будто сжался гигантский желудок. И еще – душно, точно захлопнувшаяся пасть выдохнула весь воздух. Задыхаясь, Сашка выгибался мостиком, безрезультатно толкая крышку животом и бедрами. Извиваясь, он бился внутри дивана, медленно сползая в темноту беспамятства.

Пасть раскрылась так же внезапно, как в первый раз. Широко распахнув веки и рот, Сашка сделал несколько глотков воздуха и света зараз. Настолько глубоких, что заболели легкие, а глаза плаксиво заслезились. Над ним, окруженная летающими в лучах света пылинками, точно каким-то магическим ореолом, склонилась бабушка Катя. Морщинистые руки держали крышку дивана, на манер циркового дрессировщика, смело разжимающего пасть льву. Сказочный вид спасительницы портил только старый перепачканный мукой передник – баба Катя стряпала пирожки.

Кое-как высвободившись, Сашка нерешительно взглянул на ногу, внутренне готовясь к самому худшему. На секунду он даже действительно увидел кровоточащий обрубок, из которого во все стороны торчат лохмотья пережеванного мяса, разорванные сухожилия и мраморно-белый слом перебитой кости. Сашка мотнул головой, проступившие слезы слетели с ресниц, возвращая ногу на место: все ту же ступню сорок второго размера в синем носке не самой первой свежести.