Шкаф с кошмарами

– По закону военного времени, – просто подытожил он, швыряя мертвую голову ближайшему красноармейцу. – Падаль эту – не хоронить. Керосином облить и сжечь, для надежности.

Побледневший боец не удержал жуткий трофей, выронив его под ноги. Точно сказочный колобок, седая голова покатилась по грязи и остановилась, уткнувшись в хромовые сапоги майора. Это стало последней каплей. С криками ужаса бойцы разбежались в разные стороны, бросая по пути оружие, стремясь оказаться как можно дальше от этого кошмарного места. Потому что остекленевшие глаза вдруг моргнули, вполне осмысленно уставившись на своего убийцу. Безвольно раскрытый рот шевельнулся, выдавив слова:

– Ты не победил, юный Барух… В игре, что навязывают нам боги, не может быть иных победителей, нежели они сами…

Даже после того, как в глаз ей вонзился майорский клинок, голова все еще продолжала говорить, заставляя бледнеть даже непробиваемого энкавэдэшника.

– Разум простой и незамутненный… разум простой и незамутненный… простой и незамутненный… разум простой…

Лишь отнявшиеся от страха ноги не позволили мне последовать за убегающими бойцами. Вынужденно стоял я, глядя, как Барух Фишбейн остервенело превращает останки баронской головы в кроваво-красное месиво. Чудовищность происходящего в конце концов подкосила меня, заставив извергнуть на землю содержимое желудка. Рвота необычного ярко-изумрудного цвета разлилась амебой. Хотя глаза мои слезились, я мог бы поклясться, что эта странная клякса самостоятельно забралась в подставленный майором стеклянный пузырек со звездами. И еще, я совершенно точно уверен – она стала больше.

Весь путь обратно к стойбищу я провел в полусне-полузабытьи, трясясь на шее усталой гнедой кобылки. В гарнизоне оказалось всего две лошади, и Фишбейн велел седлать обеих. Заниматься этим пришлось мне, подходить к энкавэдэшнику теперь не решался даже хмурый сержант Гудзь. До последнего надеялся я, что вторую лошадь майор возьмет про запас, но, как и следовало ожидать, надеждам этим не суждено было сбыться. Вскоре мы возвращались туда, где началась эта необъяснимая история и где, судя по всему, она должна была окончиться. После всех событий дня я не думал, что по-прежнему способен ужасаться. Однако картина, открывшаяся нам в стойбище, все же вселяла определенный ужас своей жестокостью. Охрана лагеря, почти два десятка солдат, лежали мертвые, застреленные, вспоротые штык-ножом, задушенные и даже просто растерзанные на части. Двое выживших катались в пыли, в необъяснимом приступе звериной жестокости пытаясь разорвать, искалечить… убить. Ломались с отвратительным хрустом кости, зубы вгрызались в плоть, скрюченные пальцы впивались ногтями в глаза. Неподалеку от борющихся полукругом расположились шаманы. Стойбище снималось с места, спешно собирая яранги, запрягая оленей, укладывая на нарты нехитрый скарб. Кочевникам не было дела до того, что совсем рядом обезумевшие люди убивают друг друга. Я бросился разнимать несчастных, но был вновь остановлен майором.

– Отставить, Смага! Им вы уже не поможете. Наши дикие друзья изрядно потрудились над их мозгами. Оба ваших товарища сейчас героически гибнут под натиском «превосходящих сил противника». Отличная работа, коллеги! Простая и в то же время филигранная! Мои аплодисменты!

И он действительно скупо поаплодировал, отчего шаманы заметно занервничали. Пресытившись нечеловеческой жестокостью, я отвернулся, чтобы не видеть последнюю схватку моих товарищей по оружию. Но слух все равно доносил до меня все происходящее в деталях и, что гораздо хуже, спокойный голос Баруха Фишбейна, под звуки смертельной борьбы ведущего разговор с обряженными в шкуры колдунами.

– Ну что, старые вы сморчки, надеялись, что меня снарядом размажет? А я вот – уберегся! Или думали, что не успею я, да? А я успел! Я всегда успеваю, ясно? Всегда! А знаете почему? Да потому, что я любого из вас на двадцать ходов вперед просчитываю!

Хрипы сражающихся бойцов наконец-то затихли. По нестройным рядам шаманов пронеслись взволнованные восклицания на разных языках. Да, их было несоизмеримо больше. Да, они каким-то образом сумели свести с ума подготовленную, хорошо обученную охрану. И да, несмотря на это, они все еще отчаянно боялись моего командира. Каждый из них спешил отвести глаза, едва лишь натыкался на необычные окуляры Фишбейна. Лишь один старик с длинными белесыми косами не прятал взгляда. К нему-то и направился майор, спешившийся точно заправский кавалерист. Мне не оставалось ничего другого, как следовать за ним. Казалось, Фишбейну совершенно плевать на опасливо-ненавидящие взгляды. Я же не мог отделаться от ощущения, что меня со всех сторон тыкают острыми иголками.

– Познакомься, Макар, сам ан оргыл ойун – первый большой шаман!

В голосе майора звучала нотка уважения, или мне просто показалось?