Шкаф с ночными кошмарами

До моих ушей с трудом доносился их шепот, но после клетки Стивена мой слух обострился.

– Она зовет сестру.

Они говорят в соседней комнате? Неужели в моей палате стены из картона?

– Это единственное, что она говорит. Только зовет Джорджи.

– Доктор, она не помнит, что там случилось?

– В той клетке ее разрушили, Мэгги. Она больше не ваша малышка Кая, Дэвид. Больше нет. Полиция представила полный отчет. – Повисло молчание. Горечь этого молчания легла на мою грудь и прикрыла рот и нос ладонями, чтобы я не дышала и не прослушала важное.

– Вы знаете, что там случилось?

– Пока что Кая переживает сильный шок. Возможно, в глубине души она уже знает, что Джорджи мертва. – Я почувствовала, как из-под век скатываются горячие слезы и ручейком стекают к вискам. – Но она не знает, что случилось в той клетке. Я надеюсь, что полную картинку она так и не вспомнит. Для взрослого человека это слишком, а для ребенка тем более.

* * *

– Кая! – позвала меня доктор Андерсон, и я тут же очнулась. На секунду показалось, что мое тело – все еще тело шестнадцатилетней девочки, и я испытала облегчение, когда поняла, что это не так, что на самом деле мои кости не сломаны, что на самом деле меня не фотографирует судебный фотограф.

– Все? – я удивленно посмотрела на нее. – Доктор Андерсон, мы можем попытаться еще раз? Я только что выяснила, что были еще… эм… оказывается, были и другие вещи, которые я забыла. Я хочу знать, что это.

Доктор Андерсон даже не притворилась, что размышляет над моей просьбой.

– Кая, на сегодня все. Твой мозг – это не коробка. Нельзя открыть ее и разом вытащить все игрушки, понимаешь?

– Я понимаю. Мозг – это…

Доктор Андерсон покачала головой.

– Нет, я не устраиваю тебе экзамен, Кая. Но ты должна немного отдохнуть и осмыслить новые воспоминания. Они подготовят тебя к большему. Если ты вспомнила то, что вспомнила, значит, это было важно. – Она улыбнулась. – До следующей встречи, Кая.

От яркого света болели глаза. Я не думала, что доктор Андерсон права на мой счет. Я должна все вспомнить именно сейчас, а не потом. У меня нет времени, и мне не нужно растягивать это удовольствие.

Но когда я вышла из здания лечебницы и направилась к своей машине, поняла, что в чем-то доктор Андерсон права. Хоть я и мертва уже много дней, чувствую себя сейчас очень плохо. И выгляжу ненамного лучше: глаза кажутся черными, а белки испещрены тонкой сеточкой кровеносных сосудов. На коже синяки, а между бровей, казалось навечно, залегла вертикальная морщинка.

Успешно поборов тошноту, я по пути домой заехала в магазин и купила черный шоколад. Здесь же развернула его и принялась грызть, запивая минеральной водой. Одна рука покоилась на руле, и когда я затормозила БМВ на красный свет, взгляд упал на шрам на тыльной стороне ладони. Костяшки побелели – так я вцепилась в руль. Рубец тут же стал белым. Уродливое напоминание о прошлом. Я сама и мое тело – одно сплошное напоминание.

Доктор Андерсон права, мне стоит притормозить. Я должна найти доказательства своей невиновности, но пока что нашла подтверждение. Аспен был прав: у меня частичная потеря памяти. Но откуда он узнал об этом? Откуда он вообще узнал те вещи, которые спрятал в страшную папку?

Бегло просмотрев ее, я увидела множество страниц из отчета доктора Сивер. Не все из них принадлежали мне. Кое-где мелькали имена Сьюзен, Скалларк и даже Леды Стивенсон. Но там не было отчета из полиции. Доктор надеялся, что я никогда не вспомню, что случилось на том складе. Но что там случилось? Я помню ужасные, страшные вещи. Что может быть хуже моих воспоминаний?

Вот почему я не могу отмахнуться от подозрений Аспена, тем более сейчас, когда он в коме и не может дать внятное объяснение, а в полиции задержана по подозрению в убийстве Лаура Дюваль. Да, она идеальная подозреваемая, но Аспен правильно сказал: я тоже.