Шкловцы

В ту ночь, лежа в кровати и повторяя любимое имя, Файвка почувствовал, как его сердце сжимается точно так же, как тогда, когда он впервые почуял чудесный яблочный дух, просачивающийся из темного подвала Лейбы-горбуна, такой соблазнительный аромат… Вдруг ему показалось, что Башева сама… она сама сидит там в заточении, что это она, а не яблоки, улыбается ему и благоухает так свежо и сладостно сквозь ржавые прутья решетки.

В доме Лейбы-горбуна

пер. В.Федченко

1

После отвратительной истории с яблоками Файвка изо всех сил старался избегать встречи с Лейбой-горбуном и не ходил мимо его дома. На подвальный продух он и смотреть не мог. Железная решетка казалась ему теперь паутиной огромного паука, размером не меньше дурного побуждения, подстерегающего лакомок… таких как Файвка и его братья.

За Башевой, своей защитницей, Файвка следил издали, все время подглядывая за ней в заборные щели. Он любовался ее вишнево-красными губами, ямочками на румяных щеках, приветливым лицом и высокой грудью, рвущейся на свободу из-под блузок и платков. Ему нравились даже ее красноватые, всегда замерзшие руки.

Однажды Файвка случайно увидел, как Башева несет с рынка открытую корзину, полную ароматной зелени, то ли свекольной ботвы, то ли петрушки. Резкий контраст между цветом Башевиных губ и зеленью в корзине бросался в глаза, но оба цвета хорошо сочетались друг с другом. Одна свежесть состязалась с другой, и обе от этого только выигрывали. Файвка застыл как вкопанный. Мужское начало в нем, девятилетием, неясно ощутило благословение женственности и земли, пока Башева приближалась, мягко покачивая бедрами и корзиной с зеленью… Файвка слышал, что Лейба-горбун развелся со своей первой женой, что у него где-то есть взрослые дети, которых он и знать не хочет. Слышал Файвка и о том, что потом Лейба-горбун привез из деревни Башеву, бедную сироту и свою дальнюю родственницу, вырастил ее, как яблочко в саду, собственными скаредными руками и заточил в каменном доме, чтобы она там для него лежала на перине и рожала детей, Зельду и Хаимку, чтобы согревала его злую, горбатую старость… Все это Файвка краем уха слышал, но никогда еще не осознавал так ясно и отчетливо, как теперь.

Файвка покраснел и принялся теребить ухо.

Башева заметила смущенно остановившегося мальчика. Она узнала его и подумала, что ему стыдно из-за истории с картузом… На ее лице засияла широкая участливая улыбка, появились ямочки на щеках, радостно сверкнули белые зубы. Эта улыбка придала еще большую яркость и красным губам Башевы, и зелени в ее корзине. Она хотела было ему что-то сказать… Но Файвка внезапно испугался Башевы, испугался себя самого, развернулся и пустился наутек.

С тех пор Файвка стал еще больше сторониться каменного дома. И чем сильнее его тянуло к Башеве, тем больше он ненавидел Лейбу-горбуна. Его ненависть подпитывалась не только оскорбленным достоинством — сорванным с головы картузом. Нет! Далеко не им одним!

— Постой, — часто ловил себя Файвка на нехорошей мысли, — это же грех! Она же мужняя жена…

Однако с тех пор как в хедере Файвка узнал историю о царе Давиде и жене Урии Хеттеянина [138]

, Файвке стало легче на душе. Царю Давиду можно? И ему тоже можно. И вот ведь какая штука: тумужнюю жену тоже звали Башева. Она выглядела точно так же, как жена Лейбы-горбуна… Файвка был уверен, что царь Давид влюбился именно в такую женщину… Стоит себе на крыше царь Давид в короне и играет на скрипке [139]. И вдруг — бац! Идет с рынка Башева, красные губы пылают, корзина полна зеленой петрушки… Ну, и возжелал ее Давид. А Урия Хеттеянин, должно быть, был кем-то вроде Лейбы-горбуна. Может, не горбатый, но тоже старый и злой. Вот Давид и расправился с ним: послал на войну, избавился от него… И что с того? Он же как-никак царь! Будь он, Файвка, царем, разве он поступил бы лучше? Вот только… Он, Файвка, еще маленький и учится в хедере, а Урия Хеттеянин, то есть Лейба-горбун, срывает с него картуз.

Очнувшись от столь царственных мечтаний, Файвка всегда утешает себя тем, что Лейба-горбун уже стар, а Башеве едва за тридцать. Иными словами, сколько отпущено человеку? Жаль, конечно, детишек, Зельдочку и Хаимку, которые останутся сиротами, бедняжки… Но он, Файвка, им ничем помочь не может. А когда Башева станет вдовой и будет одна-одинешенька, тогда он, Файвка… Что он? В этом Файвке ни за что не хотелось отдавать себе отчет. Ему не нравилось думать о том, как он, девятилетний парнишка, будет обхаживать тридцатилетнюю женщину, такую как Башева, лучше отложить это на потом. Пусть прежде Лейба-горбун помрет, а там уж посмотрим…

Однажды среди бела дня в среду прошел слух, что Лейбу-горбуна чуть не придушили. Пьяный мужик пришел забирать свой залог и принялся душить процентщика прямо на сундуке с залогами. Лейбу-горбуна отбили едва живого…