Каждый христианин, усердно подготовившись к Святому Причастию, после принятия Святых Даров переживает именно состояние подлинной святости. Ибо святыня и предлагается нам как: «святая – святым». Здесь, и только здесь, мы переживаем реально встречу с Господом Славы; и никаким субъективным, личным переживанием невозможно осуществить подобное приближение к Богу. Подобное приближение к Богу, минуя евхаристическую Чашу, не ставя евхаристическую жизнь, в центр духовного делания, присуще протестантам, а более – неопротестантам.
Мы, православные, переживаем подлинную святость не на манер пляшущих и кривляющихся на сцене перед микрофоном харизматиков, как это происходит у неопятидесятниках, но, прежде всего, для нас самих литургическая жизнь в Церкви становится и реально является средоточием духовной жизни.
Сектант же ставит во главу угла не литургический, соборный опыт богообщения, но свой субъективный и глубоко индивидуальный, псевдодуховный опыт личного, а значит и субъективного, переживания. Сектант, проповедуя так называемое «личное спасение», в действительности проявляет именно религиозный эгоизм. Таким образом, он и оказывается за порогом Церкви, где нет места личному, эгоистическому самолюбованию, но царит любовь к Богу и ближнему (в том числе, и к заблудшему).
Но печальное отличие наше от подлинных святых и заключается в том, что мы не можем последовательно и долго пребывать в этом блаженном состоянии. И некоторые, еще не выйдя за церковный порог, уже начинают терять и растрачивать сию благодать.
Самый сильный удар по отношению к святости и благодати – это отсутствие любви в наших сердцах. И когда подобное находит место в нашей жизни, мы духовно как бы обесточиваемся. Ибо Любовь и есть источник подлинной святости. Сказано:
Но так как любовь есть именно обоюдное чувство, то Любовь Божия должна найти отклик и в нашей душе. И нашим ответом на Любовь Божию должно стать желание исполнить волю Бога в своей собственной жизни, то есть стремление исполнить Божий Закон. Как и сказано:
Слова:
Когда я говорю себе: не пьянствуй, не блуди, не клевещи, не доноси… – тогда, и только тогда, Закон Божий становиться мерилом моей любви к Богу, и я вижу ее присутствие где-то на самом дне моей души, но не нахожу и не вижу ее в своей собственной жизни. Тогда я и начинаю плакать пред Богом и взывать вместе с царем Давидом: