Шлейф сандала

Вернувшись домой, я все еще находилась в растерянности. Только сейчас меня больше всего заботило, как оповестить Давида о том, что задумала его сестра со своей подругой. Написать письмо? Но разве можно быть уверенной, что его передадут именно в руки князя, а не его родственниц? Мне остается ждать, когда Давид сам даст о себе знать. А он это сделает в любом случае. Что ж, в таком случае не стоит делать резких движений. Время еще есть.

Но как поступить с внезапно объявившимся родственником? Несомненно, быть дочерью графа здорово. Это открывало головокружительные перспективы в жизни, но даже ради такого я не смогла бы оставить свою семью. Конечно, было жаль незнакомого мне Павла Васильевича Загорского, а еще не хотелось, чтобы мачехе с ее сынком все сошло с рук. Если я не раскрою свою личность, граф станет считать своей дочерью аферистку, а мачеха и Николя станут пользоваться такой удачей на полную катушку. Эти люди мало того, что останутся безнаказанными так еще и улучшат свое положение.

Но что если встретиться с Загорским и, открыв свою тайну, попросить, чтобы он никому ничего не говорил? Статус дочери графа мне был не нужен, а если он хочет как-то участвовать в моей жизни, что ж, ради Бога, я противиться не стану. Неужели для этого нужно показывать меня всему миру?

Идея, так внезапно пришедшая мне в голову, имела право на жизнь. Когда князь даст о себе знать, я поинтересуюсь, как он смотрит на такой вариант развития событий.

О страстной речи Давида я вообще старалась не думать. Князь не произнес ни единого слова о любви, но все, что он говорил, казалось намного важнее пылких признаний. Несмотря на то, что Давид был искренен, мне все равно не хотелось лелеять надежду на наше воссоединение. Слишком зыбким было мое положение. А если честно, я боялась испортить князю жизнь. Мало того, что из-за меня он поссорится с родными, так еще ему придется противостоять всему обществу. Жертвы во имя любви редко бывают оправданными. Потом они начинают разрушать человека изнутри.

Мои сердце и душа тянулись к нему с невероятной силой. Я знала, что была бы с Давидом счастлива, но сделаю ли я счастливым его? Ведь жизнь это не только любовь и страсть. Но испокон веков вера в то, что существующая «химия» — главное, заставляет людей презирать голос разума.

Несмотря на все, что происходило в моей судьбе, я не забывала и о нашем с Минодорой деле. За пару ночей мне удалось составить нечто похожее на бизнес-план. Если Фролов согласится дать нам ссуду, то придется очень серьезно подойти к развитию дела. Было немного страшно, но как говорится: «Глаза боятся, а руки делают».

Нанести визит купцу мы решили вдвоем с подругой, без Артемия. Жарикова еще никто не знал и если он станет сопровождать нас, это вызовет вопросы.

Иван Иванович даже не стал скрывать своего удивления при виде нас. Он вошел в гостиную, где мы его ждали и поздоровавшись, выразил Минодоре соболезнования. После чего купец спросил:

- И о чем вы поговорить со мной хотели, девицы-красавицы? – его взгляд скользнул по мне с интересом.

- Иван Иванович, это моя подруга, Волкова Елена Федоровна, - представила меня Минодора. – Хозяйка парикмахерской, которая находится в Газетном переулке.

- А-а-а… наслышан, наслышан… Молва об умениях твоей подруги, идет впереди нее! – кивнул мне купец. Хвалят вас, Елена Федоровна. Так чем я могу вам помочь?

- Батюшка мне фабрику бумаготкацкую оставил. Вот захотела я заняться ею, Иван Иванович, - волнуясь, начала говорить Минодора, но он перебил ее:

- Это как так, оставил? Дочка, о чем это ты толкуешь, а?

- Вот так. Кое-что Василий Гаврилович, Борису отписал, а мне фабрика и дом достались, - терпеливо объяснила подруга. – Таково батюшкино решение, что я должна фабрикой управлять.

- Да где ж это видано, чтобы девица такими делами занималась?! – гневно воскликнул купец, ударяя руками по подлокотникам кресла. – Ты прости меня Минодорушка, но не иначе как Василий Гаврилович перед смертью умом тронулся?! Другого объяснения у меня нет!

- Вы это говорите из-за того, что я женщина? – Дора вспыхнула. Ее грудь высоко вздымалась от негодования. – Так, Иван Иванович?

- Именно так! Женщина… Ты гляди! Бабы они на то и бабы, чтобы детей рожать, да супруга ублажать, а не в мужские дела лезть! Фабрикой она вздумала управлять! Ты бы хоть котелками да слугами управлять научилась! Всю жизнь у окна с булкой просидела, фабрикантка! – Фролов злился, и я подумала, что зря мы сюда приперлись. – Да вот только я все равно в толк не возьму, ко мне-то вы зачем пожаловали?

- Ссуду у вас взять хотели, - сказала подруга глухим от обиды голосом, но резко осеклась, понимая, что не стоило уже этого говорить.

- Чего-о-о? – ошалело протянул Иван Иванович. – Ссуду? Дожили… Баба бредит, да черт ей верит. Эй, Богу! Если бы ко мне Борис Васильевич пришел, другое дело!