Шлейф сандала

- Дома Степанида Пантелеймоновна, дома… Чай на верандах пьют, - ответил слуга. – А Борис Васильевич отдыхают в своих покоях.

- Проводи меня к матушке.

- Пойдемте, Минодора Васильевна, - он не спеша пошел к главному входу, с трудом переставляя больные ноги

Ну, если маменька чай пьет, значит, с ней все в порядке.

Минодора поднялась по ступеням вслед за слугой и поморщилась, войдя в просторную переднюю. Здесь царил полумрак, пахло чем-то затхлым, а на мебели лежал толстый слой пыли. Двери, ведущие на веранду, были открыты. Но свежий воздух не попадал в комнату из-за плотных штор, от которых шел тяжелый запах табака. Не иначе как в гостиной собираются мужчины… Девушка огляделась. Так и есть, на столе лежала забытая колода карт и стоял графин с водкой.

Степанида Пантелеймоновна возлежала на узкой софе, а рядом с ней стоял маленький столик с чайными принадлежностями.

- Матушка! – радостно воскликнула Дора, подходя к ней. – Как же я по вам соскучилась!

Женщина вздрогнула, а потом резко села, пытаясь засунуть ноги в домашние туфли.

- Минодора? Ты что здесь делаешь?!

- В гости приехала, - девушка хотела было обнять матушку, но та поднялась и отошла в сторону.

- Отчего же весточку не прислала? Или теперь модно заявляться без предупреждения?

Минодора опешила. Такого она уж точно не ожидала.

- Я не думала, что должна предупреждать собственную мать о своем визите…

- Ты никогда не думаешь, - язвительно произнесла Степанида Васильевна. – Тебе все нипочем! Будто и не моя дочь, а подменная!

- Матушка, я приехала поговорить с вами, - девушка поняла, что она не изменила своего мнения по отношению к ней. – Дело очень важное.

- Какое еще дело? Может, ты хочешь отдать фабрику Борису? – женщина сложила руки и, поджав губы, осуждающе посмотрела на дочь. – Попросить прощения у брата?

- Нет, я не хочу отдать фабрику Борису, - терпеливо ответила Минодора. – Да и зачем она ему, если он даже усадьбой управлять не может!

- На усадьбу средства требуются! – Степанида Васильевна покраснела от возмущения. – Борису и так тяжело приходится!

- Отец оставил ему средства! – Дора начинала гневаться. – Достаточно средств, чтобы жить припеваючи!

- Чтобы ты еще понимала! – фыркнула женщина, после чего взялась причитать: – Вот тебе благодарность! Растили, растили кровинушку, а она отблагодарила по-черному! Ты ведь жила как королевна! В роскоши купалась! В любви! А как повела себя?! Семью по миру пустила!

- Как это я вас по миру пустила?! – у Минодоры даже дыхание перехватило от такой наглости. – Мне только небольшая фабрика осталась, да дом!

- Борискино это! Слышишь?! – Степанида Пантелеймоновна затрясла кулаками. – Стыдно перед людьми! Стыдно! Сын все должен наследовать, а дочь отца и мать слушаться! Жить по их указке!

Дора молчала, слушая гневную тираду матери. Наверное, зря она сюда приехала. Тем временем матушка приблизилась к ней и горячо заговорила:

- Покайся перед Борисом! Верни ему все! Попроси брата, чтобы он тебе мужа нашел достойного!

- Что это у нас тут?

Минодора обернулась на знакомый голос и увидела Бориса, стоящего в дверях. Он был одет в несвежий халат, его лицо опухло, а волосы торчали в разные стороны. Похоже, братец отлично проводил время в компании с графином.

- Перед ним, что ли каяться? – девушка приподняла бровь. – Матушка, неужто вы сами не видите, во что ваш сын превратился?

Глаза Степаниды Пантелеймоновны наполнились слезами. Но это были не слезы раскаяния, а слезы злости.

- Я приехала сказать, что замуж выхожу, - твердо сказала Минодора. Все разговоры теряли смысл, сталкиваясь с полной непробиваемостью матери. – За Жарикова Артемия Осиповича. О том, когда состоится венчание, пришлю весточку заранее.

- Что-о-о?! – матушка медленно опустилась на софу. – Это что же это…

- Какой еще Жариков?! Не тот ли, которого батюшка… - Борис недоуменно моргнул покрасневшими глазами. Но у него хватило ума вовремя остановиться. Видимо, до его мозга все-таки дошло, что отец ошибся. – Совсем стыд потеряла?! Я тебе сам жениха найду! И все тут! Удумала, дрянь эдакая, наперекор идти?!

- Правильно Боренька! – поддержала его Степанида Пантелеймоновна. – Ты погляди на нее! Власть она над своей жизнею почувствовала! По-нашему будет, охламонка! Поняла?! Пойдешь замуж за того, которого брат тебе в мужья назначит!

- А жених-то этот меня с пузом возьмет? – Минодора вдруг перестала злиться. Ей стало смешно.

Матушка замолчала, а когда до нее дошло, тоненько вскрикнула:

- А-а-а-а! Убила мать свою одним слово поганым! Убила-а-а-а!

- А соболек-то порченый! – Борис шагнул к девушке и замахнулся, чтобы ударить. – Зашибу позорницу! Шалава бесстыжая!

Да только сестре он был не соперник. Сказывались частые возлияния и бессонные ночи, проведенные за карточным столом.

- Охолонь, - Минодора толкнула брата в лоб кулаком, и тот упал под ноги Степаниды Пантелеймоновны. – Ладно, вижу, разговора не выйдет. Бывайте, родственники.

- Не смей, Дора! Прокляну! – кричала ей вслед матушка. – Навеки прокляну!