Он сунул Корделии в руки какой-то свёрточек, но было слишком темно, чтобы его разглядеть.
– Что это?
–
Корделию так поразила горечь в голосе Гуся, что она не смогла ему ответить. Она почувствовала, как её собственный голос болезненно застревает в горле.
С громким скрипом двери резко открылись, и в вестибюль пролился свет. Корделия с ужасом мельком увидела разъярённое лицо Гуся, прежде чем он выбрался из-за шторы и слился с толпой Творцов, торопящихся покинуть Гилдхолл.
Корделия посмотрела, что Гусь сунул ей в ладонь. Это оказался просто клочок грязной серой ткани. Но когда Корделия развернула его, она так удивилась, что едва не выронила это.
– Мой платочек!
В уголке были вышиты её инициалы:
– Корделия! Кор-
К тому времени, как Корделия вывалилась из Гилдхолла, переулок почти опустел.
– Вот ты где! – воскликнула тётушка Ариадна. – Немедленно иди сюда! Нам нужно сразу же приступить к работе над новой Шляпой Мира! Ох, это просто катастрофа! Как мы станем делать Шляпу Мира в таком настроении?
Она потащила Корделию через лабиринт узких переулков. На Бонд-стрит они догнали дядюшку Тибериуса, толкающего перед собой пратётушку Петронеллу. Корделия была признательна, что её так поспешно гонят домой, ведь это значило, что всё, что она могла чувствовать – это колющая боль в боку. Она лишилась лучшего друга. Он поверил, что она воровка! В его глазах было столько неприязни.
– ФРАНЦУЗСКИЕ ШПИОНЫ В СТРАНЕ-Е-Е-Е-Е!
Корделия остановилась как вкопанная.
В одном из проулков маячил Сэм Ловкохват, размахивая газетами. Стоял он прямо под окнами Часотворцев.
– Извините. – Кто-то протолкнулся мимо неё.
Это был сам старый Часотворец. Он и двое его внуков проковыляли мимо Корделии к своей входной двери. Младший ребёнок уставился на Корделию широко распахнутыми глазами, и она улыбнулась ему.
– Идём, Кузнечик, – пробормотал старик, утаскивая мальчика.
Корделия наблюдала из-за угла, как Сэм расплылся в улыбке и помахал Часотворцу газетой, а тот отпер дверь и вошёл в дом. Когда взгляд Сэма метнулся от двери к окну над ней, в голове у Корделии вдруг вспыхнуло осознание:
–
Всё становилось на свои места. За последние пару дней Сэм побывал под окнами каждого из Творцов: и на улице под Библиотекой Дома Шляпников, конечно. Потом вечером того дня она видела его у Усадьбы Плащетворцев, когда шла с Гусем в театр. А вчера утром – внутри всколыхнулось воспоминание о произошедшей несправедливости – он был возле Башмачников. А потом Корделия прошлась с ним и оставила его околачиваться возле дома Перчаткотворцев!
А теперь он караулил у Часотворцев.
– КОРДЕЛИЯ! – снова рявкнула тётушка Ариадна.
– Иду, тётушка! – крикнула Корделия, пустившись бежать по улице. Её ноги мчались быстро, а мысли в голове мчались ещё быстрее. Отпечатки рук на подоконнике, скорее всего, были в типографской краске, а не в саже. Совершенно очевидной казалась одна вещь: сегодня Сэм собирается ограбить Часотворцев.
Корделия поправила одежду, в голове по-прежнему вертелась шокирующая мысль: «Сэм – вор!». Она собиралась уже развернуться, побежать к нему и прямо там вывести его на чистую воду…
Но потом она увидела, на что глядели все Шляпники.
Посреди дороги стоял сэр Хьюго Лейся-песня с лютней наперевес. Он по-прежнему был в шляпе, на которую Корделия без разрешения добавила ингредиентов…
Бренчание его лютни разносилось по всей улице.
Корделия пригляделась. Выглядел сэр Хьюго как-то потрёпанно. Лицо заросло щетиной, шляпа казалась слегка помятой, а Велеречивая Лилия по краям сделалась коричневой. Однако ничего из этого, судя по всему, его не волновало. Он бродил по дороге, и его с двух сторон огибали кареты.
– Сравню ли с летним днём ТВОИ ЧЕРТЫ? [2]
– взревел актёр проходящей мимо леди, которая испуганно подпрыгнула и попыталась прогнать его. – Но ты МИЛЕЙ! Умеренней и КРАШЕ!Леди поспешила скрыться, и сэр Хьюго переключил внимание на приближающуюся телегу.
– Ломает буря МАЙСКИЕ ЦВЕТЫ! – заголосил он лошади, и та переполошилась и вильнула в сторону, едва не затоптав актёра. Кучер выругался и дёрнул за поводья. Телега накренилась, и из неё посыпались и заскакали по дороге сотни яблок.
Но сэр Хьюго уже заметил группку монахинь в покрывалах, столпившихся на ступенях церкви Святого Осписа. Он вприпрыжку побежал к ним, не обращая внимания на перекатывающиеся под его ногами яблоки.
– ПРЕКРАСНЫЕ ДАМЫ! – объявил он, опускаясь на колени прямо на дорогу и бренча на лютне. – Позвольте спеть вам серенаду О СТРАСТИ.
Монахини оглянулись. Некоторые из них покраснели. Одна захихикала.