Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – II

Ибо Брахман не переходит от пассивного состояния к активному и обратно, то приводя в действие, то останавливая динамическую силу своего бытия. Если бы интегральной Реальности действительно было свойственно подобное чередование, то в период развертывания вселенной не было бы никакого пассивного Брахмана и всё бытие сводилось бы к деятельности и становлению, а после окончания мирового цикла не было бы никакого активного Брахмана и всё существование сводилось бы к покою и неподвижному безмолвию. Но всё обстоит совершенно иначе, ибо мы можем осознать вечную пассивность и незыблемый покой, пронизывающий и поддерживающий всю космическую активность и всё её многомерное стремительное развертывание – а это было бы невозможно, если бы на фоне любой активности не существовало бы наполняющей и поддерживающей ее глубокой пассивности. Интегральный Брахман одновременно осознаёт и пассивность, и активность и не переходит от одного состояния к другому, как человек переходит от сна к бодрствованию: по-видимому, только некой активной части в нас свойственно подобное чередование, и мы, отождествляясь с ней, не можем, как нам кажется, в покое осознавать движения, а в движении покой; но наше подлинное, наше интегральное существо не подвержено этим ограничениям, и ему нет необходимости прекращать осознавать свое динамическое «я», чтобы осознать свое безмолвное «я». Когда, избавленные от недостатков ограниченного фрагментарного и невежественного существования, мы достигаем интегрального знания и интегрального освобождения души и природы, мы тоже становимся способны одновременно осознавать активность и пассивность, превосходя оба эти полюса универсальности и будучи не ограничены ни одной из этих сил «Я» в его взаимодействии или не взаимодействии с Природой.

Всевышний, как утверждается в Гите, превосходит и неподвижное «я», и подвижное бытие; даже их сочетание не может в полной мере выразить его. Ибо, говоря о том, что ему одновременно присущи пассивность и активность, мы, конечно же, не имеем в виду, что он является их суммой, неким целым, состоящим на три четверти из пассивности и на одну четверть из активности. В этом случае Брахман походил бы на сочетание двух форм неведения: три его пассивные четверти были бы не только безразличны к тому, что делает активная, но ничего не знали бы об этом, а активная, в свою очередь, ничего не знала бы о пассивных и могла бы узнать, только прекращая всякую активность. Даже будучи таким сочетанием, сам Брахман мог бы быть сведен к чему-то совершенно отличному от простой суммы двух его неравных частей, к чему-то, так сказать, возвышенному и невозмутимому, не осознающему и не несущему никакой ответственности за всё, что некая таинственная Майя упрямо совершает и от чего она решительно воздерживается в обеих частях его существования. Но очевидно, что Брахман, Бог, должен осознавать как пассивность, так и активность и смотреть на них не как на два самодостаточных варианта своего бытия, а как на два противоположных, хотя и взаимодополняющих аспекта своей универсальности. Такое не возможно, чтобы Брахман, в силу вечной пассивности, не осознавал формы своей активности и был полностью отделен от них; будучи свободным, он содержит их в себе, поддерживает их своей вечной спокойной силой, инициирует их, оставаясь незыблемым океаном энергии и покоя. И точно так же не может быть, чтобы Брахман, действуя, не осознавал или был отделен от своей пассивности; вездесущий, он поддерживает деятельность, всегда сохраняя пассивность в центре движения и оставаясь вечно спокойным, неподвижным, свободным и блаженным в водовороте своих энергий. Ни в покое, ни в деятельности он не может совсем не осознавать свое абсолютное бытие. Ибо он знает, что всё, что он выражает через покой и движение, приобретает свою ценность и силу благодаря силе этого абсолютного существования. Если нам это видится по-другому, то причина в том, что мы отождествлены с одним аспектом и, в силу этой односторонности, не можем открыться восприятию всей Реальности.