Штамп Гименея

– Ну конечно, ты думаешь только о себе. А мне теперь остается только рыдать над своей поруганной судьбой, – констатировала факт я. – А ты ему не мог сказать, что это не то, о чем он думает? Что у тебя есть жена? И ребенок?

– Во-первых, никогда нельзя говорить, что что-то там – не то, что кто-то думает. Он тут же начнет это думать. Даже если не думал. А во-вторых, я все это ему сказал, – заверил меня Алексей.

– И что?

– А то. Он ответил, что для тебя женатые мужики – совсем не редкость! – все. Он добил меня наповал. Я поняла, что и Борис был точно мой, и что объяснить, скорее всего, ничего будет нельзя.

Глава 5.

С ног на голову

Я прождала два дня. Эти два дня растянулись для меня в две вечности, потому что я от природы человек малого терпения и усидчивости. В школе для меня, например, самым сложным было высидеть сорок пять минут и ничего не устроить. Вообще-то я все время норовила что-нибудь устроить. На уроках химии я традиционно пыталась усугубить суть опытов и практических заданий. Если, к примеру, надо было просто посмотреть в микроскоп на какой-то препарат, размазанный на стекляшке задолго до нас, то мне это казалось скучным. Я считала так. Смотреть в микроскоп надо только на что-нибудь живое, которое бегает и шуршит. Я по-тихому ловила таракана, и весь класс с интересом рассматривал усатую морду крупным планом. Но гордиться доказательством, что и химическое стекло может треснуть от излишнего накаливания, что вопрос только в температуре и времени воздействия – на мой взгляд, это мелко и недостойно уважающего себя школьного разбойника. Ну кто из нас не творил глупости на уроках химии. На мой взгляд, там это сам Бог велел. А вот мне удавалось добиться вызовов родителей после урока пения или черчения. Многие могут похвастать срывом урока черчения? У меня, кстати, отличные способности в черчении. Однажды мне удалось начертить в трех проекциях голую женщину. Я понимаю, что пристрастие к рисованию обнаженки более типично для мальчишек в пубертатный период, но я на самом деле делала это просто на спор. Мой одноклассник Димка сказал:

– Подумаешь, начертить прямоугольный стул. Тоже мне искусство. Такое любой сможет, стоит только посидеть подольше.

– А что? Что тогда? – в азарте спросила я.

– Вот женскую грудь никогда нельзя начертить! – безапелляционно заявил он.

– Можно, – моментально приняла вызов я. Но не стала ограничиваться одной только грудью, потому что ее при определенных обстоятельствах могли принять за пару груш или лампочек. У меня тогда были сложные представления о женской груди, основанные в основном на анфасе, профиле и полуразвороте нашего завуча Ирины Константиновны, которая постоянно носила роскошные декольте, обтягивающие грушеобразную грудь. Возможно, она так ловила последний шанс, стараясь не прятать достоинств в долгий ящик. Кстати, она в итоге, кажется, все-таки вышла замуж за инспектора из ГОРОНО. Но нам казалось, что она подбирает наряды на роль клоуна в Цирке на Цветном Бульваре. Мы неоднократно обсуждали ее выдающиеся декольте, а на некоторые модели даже принимали ставки. Например, трикотажный топ на бретельках с вышитыми солеными огурцами, из которых торчали все прелести Ирины Константиновны, долго занимал вершины всех наших школьных хит-парадов. Короче, я стала чертить вертикальную и горизонтальную проекцию, а также вид сверху, с которым особенно намучилась, беря за основу не только грудь, но и звездные топы Ирины Константиновны. Иными словами, я чертила ее до пояса.

– Вау! Как живая! – ахнули одноклассники и единодушно присудили Димке все положенные щелбаны.

– Дашь показать? – робко попросил у меня пострадавший товарищ, потирая лоб. Я не возражала, потому что я щедрая и безотказная. А еще потому что я глупая. Мне казалось, что раз женская фигура в таких проекциях выглядит смешно и практически нереально, потому что она то забавно сплющивается, то наоборот видится лишь частями и вытягивается, то никто не сможет прочитать тайный мой замысел. Однако даже страшно путанные шифровки Леонардо Да Винчи были расшифрованы Деном Брауном в вольном пересказе. Вот и мои чертежные подвиги были вычислены по отдельным деталям декольте.

– Так издеваться над преподавателем! – визжала на весь коридор завуч, а остальные члены учительской общины прятали улыбки в кулаки и краснели от необходимости сохранять скорбные лица в такой щекотливой ситуации.

– Я не хотела. Это просто овал! – неправдоподобно врала я. – Много овалов. Это случайный эффект сходства.

– Негодяйка! Родителей в школу! Немедленно!

– Сейчас? Но они на работе! – отнекивалась я. Ирина Константиновна багровела и норовила слечь с сердечным приступом. Думаю, от этого ее удержала только опасность скоропостижно окончить дни старой девой.

– Пожалуйста, простите. Простите, пожалуйста, – нудела я, но завуч была непреклонна.