Шторм страсти

Изготовленные из драгоценных металлов и украшенные восхитительной инкрустацией по эмали, часы являли собой изысканный образец ювелирного искусства. На европейском рынке за них можно было выручить очень большие деньги. Малек заполучил эти часы в ранние годы своего пиратства на море и оставил себе, не в силах расстаться с такой красотой. Музыка и танцующие фигурки очень нравились Дамле, и он подарил ей часы на первую годовщину их свадьбы. По возвращении домой она наверняка выбранит мужа за то, что отдал ее любимую вещицу Гюркану, и Малек будет счастлив, когда наступит этот момент.

Часы оказались столь тяжелыми, что Гюркану пришлось взять их обеими руками. Две фигурки в роскошных туалетах кружились под веселую мелодию. Султан брезгливо скривился и, размахнувшись, швырнул часы на мраморный пол, так что осколки эмали и стекла разлетелись в разные стороны, однако музыка продолжала звучать до тех пор, пока у механизма не кончился завод.

– Языческий хлам! Наша вера запрещает изображать человеческие фигуры. Ты намеренно оскорбил меня своим даром!

Ярость полыхнула в глазах Малека, но он сумел сдержаться, поскольку знал, что утрата самоконтроля окажется для него фатальной, и низко поклонился:

– Прости, но у меня не было намерения вас оскорбить: я надеялся, что эта безделушка придется по душе твоим женам.

– Сколько денег ты привез?

Малек твердо решил, что не отдаст ни монеты до тех пор, пока не убедится, что Дамла и дети получили свободу, и надежно спрятал сокровища на корабле Хокинса.

Огласив сумму, он добавил:

– Я также привез очень редких, а потому ценных, животных для твоего зверинца: пару миниатюрных бегемотов, каких, я уверен, в империи ни у кого нет, великолепного молодого льва, серебристо-серых карликовых лошадей и колесницу, изготовленную специально для твоих сыновей. А еще…

Но Гюркан не дал ему договорить, в гневе воскликнув:

– И все? Мизерную сумму и несколько зверюшек? Вряд ли этого достаточно, чтобы компенсировать потерю моей новой любимой наложницы. Твоя Дамла не блещет красотой, но после того, как я дал ей несколько уроков, ей нет равных в искусстве любви. Она умоляла меня не отдавать ее тебе: говорит, что ей непереносима даже мысль о том, чтобы лечь в постель с кем-то другим, кроме меня.

Малек знал, что это ложь, но едва не сорвался, чего Гюркан и ждал. Пришлось выкладывать козыри. «Прости, Хокинс».

– Да, о твоей мужской силе, Гюркан, ходят легенды. Именно поэтому свои главные подарки я выбирал с особой тщательностью. – Малек заговорщически понизил голос: – Я привез тебе двух британок благородного происхождения. Одна – дочь высокопоставленного лорда, златокудрая красавица, к тому же девственница. – «И будь ты проклят, Хокинс, если что-нибудь изменилось!»

Во взгляде Гюркана явно проснулся интерес, и Малек с энтузиазмом продолжил:

– Ее сопровождает не менее прекрасная светловолосая кузина, племянница высокопоставленного лорда. Несмотря на то что слишком рано овдовела, ее поистине можно назвать богиней чувственности.

Глаза Гюркана плотоядно заблестели.

– Они на твоем корабле?

– Да, но ты их не получишь, пока не обсудим условия обмена.

Гюркан откинулся на спинку своего трона, и по его лицу разлилось зловещее довольство.

– А никакого обмена не будет, недалекий легковерный кузен! Все твои дары я просто заберу, потому что менять их не на что: после того как твоя шлюха написала тебе письмо, я задушил ее вместе со щенками. В моем гареме нет места испорченной крови.

Малеку потребовалось всего мгновение, чтобы осознать весь ужас сказанного. Разрывающее душу горе охватило все его существо. Обезумев от боли, он понял, что терять больше нечего, бросился на Гюркана, стащил его с трона и принялся избивать кулаками и ногами. Еще бы немного, и убил негодяя.

Пронзительно завизжав, Гюркан ухватился за свое мужское естество, лицо его уже превратилось в кровавое месиво, однако прежде, чем Малек успел задушить злодея, охранники наконец пришли в себя, оттащили его и швырнули на мраморный пол. Малек понимал, что его убьют, поэтому и дрался с отчаянием обреченного, стремясь причинить как можно больше увечий и боли, однако умереть ему не позволили, хотя смерть стала бы благословением.

– Не убивайте его! – крикнул Гюркан охранникам, избивавшим свою жертву. – Это слишком просто! Он должен страдать!

С перекошенным от боли лицом султан с трудом поднялся на ноги и приблизился к пленнику. Малек с удовольствием отметил, что кузен все еще сжимает чресла ладонями, из носа ручьем льет кровь, а глаза совершенно заплыли. Гюркан, конечно, заслуживал более сурового наказания, но и то, что получил, все же лучше, чем ничего.

– В отличие от твоей суки со щенками, которые сдохли быстро, – прорычал Гюркан, – ты сгниешь заживо в темнице, и крысы обглодают твои кости!

Негодяй плюнул Малеку в лицо и приказал своей охране: