Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

– Почему бы нет? – Мишка Нечихаев достал из кармана часы на тонкой стальной цепочке и щелкнул крышкой. – Война войной, а обед по распорядку. Полевая кухня будет с минуты на минуту. Собственно, не она ли вон там едет?

Действительно, запряженное невозмутимым мерином по кличке Эгалитэ, дымящее на ходу сооружение показалось на опушке, а повар в белом колпаке и фартуке поверх полушубка приветственно махал здоровенным черпаком. И чему радуется, болван? Неужели в этот раз получилось не пересолить и надеется избежать мордобития?

Бывший предводитель шляхетского ополчения пан Сигизмунд Пшемоцкий, ныне носящий имя Сергея Андреевича Ртищева, ожидал прибытия кашеваров с куда большим, чем у Нечихаева, нетерпением. Он до сих пор не мог привыкнуть к количеству полагающейся русскому солдату пищи и не понимал некоторых претензий к ее качеству. Зажрались господа гусары и казаки, ей-богу. Не приходилось им в Велик День разговляться куском черствого хлеба, запивая его прокисшим еще перед Рождеством домашним пивом. Да половина вольной шляхты душу заложит за фунт мяса в неделю, а эти морду от лосятины воротят. Свинина, видите ли, нежнее… А курицу, спасенную от естественной смерти путем отрубания головы, не пробовали? Да на семью из двенадцати человек?

Тем временем кухня благополучно миновала линии окопов по оставленному проходу и, брякая какими-то железками, подкатила к палатке командира отряда.

– Ваше благородие, извольте снять пробу! – прокричал повар.

– Чего разорался? – Денис Давыдов появился совсем с другой стороны и выглядел раздраженным. Толстая папка в руках объясняла состояние капитан-лейтенанта – он от всей души ненавидел бумажную работу, делая исключение лишь при написании стихов. – Михаил Касьянович, возьмете на себя сию почетную обязанность?

– Не откажусь. – Нечихаев вытащил из-за голенища простую деревянную ложку. И обратился к бывшему поляку: – Составите компанию, Сергей Андреевич?

Кормили сегодня неплохо. Густые щи из свежей капусты с лосятиной (а нечего было сохатому на минное поле забредать), пшенная каша с ней же и свиными шкварками, а в довершение всего – чай с медом и в придачу к нему кус ржаного хлеба с салом и черничным вареньем. Последнее блюдо показалось странным, но отменный аппетит лейтенанта Нечихаева убедил младшего сержанта Ртищева в обратном.

– Европа живет впроголодь от своей ленивости, – глубокомысленно заметил Мишка, приканчивая добавку.

– На чем же основаны ваши выводы, Михаил Касьянович?

– После хорошей еды всегда в сон клонит, так?

– Так.

– Вот они и боятся, что народец ихний вместо работы в спячку завалится. Экономия опять же…

– А у нас?

– А у нас спать некогда, иначе самих сожрут. Ну что, готовы к ратным подвигам?

– Котелок бы помыть.

– Оставьте. Живы останемся, так опосля и приведем посуду в должный порядок, а если нет… Зачем тогда сейчас утруждаться? Скоро в бой, а мы уставши! Непорядок.

– Интересная мысль.

– Привыкайте. Вы же неделю как русский человек, Сергей Андреевич, так что пора.

– Так-то оно так, – хмыкнул бывший поляк и аккуратно протер котелок корочкой хлеба, которую потом отправил в рот. – Но вы неправы, Михаил Касьянович.

– В чем?

– Звание русского человека для меня вовсе не означает возможность прикрыть им собственное свинство. А стоит дать себе небольшую поблажку… Как дорога в десять тысяч верст начинается с маленького шага, так и путь к чистоте душевной лежит через чистоту телесную. Ну, или можно начать с чистоты котелка.

Ошарашенный столь глубокими рассуждениями, Нечихаев лишь помотал головой, отгоняя видение светящегося нимба над одухотворенным челом недавнего польского шляхтича, и, не вступая в полемику, поспешил скрыться в командирской палатке. Что там за бумаги принес Денис Васильевич?

– Вот, Миша, полюбуйся, какой подарок прислали нам из Ставки главнокомандующего! – Давыдов бросил папку на походный столик. – Умнее ничего не придумали.

– Что там, Денис?

Наедине они давно перешли на «ты»: в военное время разница в возрасте сглаживается, и образованные люди отбрасывают излишние условности. Это в купеческой или мещанской среде царит атмосфера чопорности и искусственной вежливости, вызванная стремлением подражать так называемым светским манерам, а у боевых офицеров все проще.

– Прислали портреты французских военачальников, которых желательно взять в плен.

– Живыми?

– Разумеется. Какой же из покойника пленник?

– А зачем? – Мишка взял за уголок листок с изображением украшенного роскошными бакенбардами генерала. – Французом больше, французом меньше… Пуля – дура, и она не выбирает, кого продырявить.

– Распоряжение государя императора, – пояснил Денис Васильевич. – Не все заслуживают быстрой и милосердной смерти, и кое-кому предстоит ответить за совершенные преступления.

– Какие?

– Развязывание войны, например, или… – Далее Давыдов прочитал по бумажке: – «Нанесение ущерба экономике и сельскому хозяйству, осуществленное группой лиц по предварительному сговору с привлечением вооруженной силы».

– Тут вышка светит! – подхваченное от светлейшего князя Кутузова выражение пришлось как нельзя кстати.