Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

Офицер в грязном и порванном во многих местах красном мундире не знал русского языка, но по интонациям понял смысл сделанного капитаном выговора. Понял и едва заметно усмехнулся. На месте этих дикарей, изо всех сил старающихся доказать цивилизованность, он бы попросту воспользовался правом сильного и отнял орудия, попутно прикончив свидетелей. А тут даже не подозревают о подобном варианте, наивные дикари… Но экономные, чего не отнять. Впрочем, продавая шестую по счету батарею за неделю, можно рассчитывать на достойную и обеспеченную старость даже при заниженных ценах.

– Рублями будете брать или предпочтете что-то иное? – Мишка обращался к англичанину с некоторой неопределенностью, не желая называть предателя ни мистером, ни господином. – Могу предложить франки и фунты.

Артиллерист в глубокой задумчивости почесал рыжую макушку. С английскими банкнотами связываться не хотелось из-за стремительного их обесценивания, а в шиллингах стараниями парламента серебра стало столько же, сколько жемчуга в навозной куче. Золото не предлагают… Может быть, действительно франки? Еще лучше – приятные на вид и на ощупь двойные наполеондоры! И наплевать, что за монеты с портретом французского императора могут запросто вздернуть на виселицы – знающему и опытному человеку при соблюдении определенных предосторожностей нетрудно этого избежать. Лондонские евреи с удовольствием поменяют, не забыв про собственную выгоду…

– Мне долго ждать? – Нечихаев нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – Решайте!

А в голове у англичанина продолжали метаться мысли. Все же рубли гораздо надежнее франков – их, в отличие от последних, не подделывают уже года два с лишним. Вернее, перестали подделывать после так называемой «ночи длинных молотков», когда несколько десятков находящихся на содержании у парламента фальшивомонетчиков были обнаружены мертвыми. Причиной смерти стали обыкновенные гвозди, коими ко лбу несчастных приколотили поддельные пятирублевики со знакомым всей Европе курносым профилем. Во Франции подобное мероприятие произошло примерно в то же самое время и получило у легкомысленных потомков галлов название «День веселых дятлов». Да, оно понадежнее будет…

– Лучше рубли, сэр!

– Расплатись, Осип Мартынович. – Мишка сразу потерял всякий интерес к разговору и отвернулся. – Пусть в следующий раз побольше привозит.

Капитан играл на публику, и его безразличие было напускным. Он, конечно же, заинтересован в продаже англичанами их собственного вооружения вообще и артиллерии в частности. Вернувшийся из очередного похода в Россию фрегат «Баламут» привез известия о капитуляции французского императора, подписании «Всемирного Имперского Кодекса» и скором возвращении остатков наполеоновской армии во Францию. И не куда-нибудь, а именно сюда, дабы сбросить в море уцепившихся за кусок побережья незваных гостей. У самого Нечихаева на это сил не хватало – ну что могут сделать несколько сотен гусар (четыреста семьдесят три человека, если считать с недавним пополнением и морской пехотой с обоих кораблей) против многотысячного экспедиционного корпуса? Если только нервы помотать… или кишки на кулак, что чаще всего.

Нет, что ни говори, но действия отдельного отряда немало попортили крови неприятелю и даже сократили его численность едва ли не на треть. Тут, правда, больше заслуга герцога Бентинка, устроившего маленькую гражданскую войну. И результатом той бойни стали негоции, подобные сегодняшней: английские офицеры не верят в успех кампании и заранее заботятся о расположении будущих победителей. И они вправе рассчитывать на снисхождение: расписки о получении денег со всем тщанием подшиваются в расходную книгу, а фамилии «коммерсантов» заносятся в особый список. Благоразумным господам в красных мундирах осталась самая малость: всего лишь выжить. Или хитрозадость гарантирует повышенную живучесть?

– Англичанин нынче тощий да вертлявый пошел, а потому живучий очень. В тулово им целься, Ваше Высочество, так оно вернее будет.

Беззаботная пичуга, весело чирикающая в вересковых зарослях, застыла на ветке и смешно склонила голову, прислушиваясь к тихому разговору.

– Абрам Соломонович, – густому басу ответил ломающийся мальчишечий голос, – я же просил сохранять инкогнито.

– Дык я, Николай Павлович, того… храню его. Только ведь выговор его высокоблагородия капитана Нечихаева весь отряд слышал.

– Михаил Касьянович ни имен, ни титулов не называл.

– Ну, разве что так. – Старший урядник прислушался к шуму на дороге и осторожно раздвинул ветки стволом винтовки. – Кажись, едут.

Царевич поправил мохнатую казацкую шапку, из-за обилия закрепленной на ней зелени постоянно сползающую на нос, и приподнялся на одно колено. Заблестели глаза, но перемазанное глиной лицо осталось невозмутимым. Ну да, англичане… эка невидаль. Десять человек всего.

– Поближе подпустим, Абрам Соломонович?

– Угу! – Казак переложил поудобнее патронную сумку. – Шагов с двадцати начнем, не раньше.