Штука

– Увидишь… – невнятно произносит Хиляк.

Он дремлет, закутавшись в свой плащ, опустив на нос шляпу. Хиляк – мой кумир. Мало того, что ему я обязан своей новой жизнью – он постоянный пример того, как слабак может обрести достойное место в жизни и душевное равновесие. По-крайней мере, он производит именно такое впечатление – а ведь у него нет моих физических данных. Даже то, как смело он одевается, держит себя и даже дрыхнет сейчас, внушает зависть.

– Хиляк, – говорю, – А что, в Москве Собирателей нет?

– Есть… – не двигаясь, отвечает Хиляк. – Первый и второй Накопители…

– Так чего ж мы премся в эту глухомань?

Указательным пальцем в перчатке Хиляк чуть приподнимает поля шляпы.

– А чего непонятного? – говорит. – Закон природы: чем дальше от Москвы, тем больше Жалости.

– А-а…

Начинаю понимать. Конечно, так и должно быть. Чем дальше от шумных иллюзий, тем меньше надежды. Да, да, так оно и есть… Не зря же меня одолевает такая тоска. Главное – действительно не впасть в депрессию…

А вот Крот не страдает рефлексиями: он хмуро изучает списки подозреваемых. Конечно, никто никакого преступления не совершал. Но любой анимал для нас опасен – как слон в посудной лавке. Мир слабаков хрупок, нестабилен и склонен к распаду, как какой-нибудь радиоактивный плутоний. Клан держит нас в тонусе, но один восторженный идиот, полный здоровой энергии и чуждого нам позитива, может испортить все, что создавалось и тщательно оберегалось столетьями.

Мы – как творение японского искусства «бансай»: маленькое хрупкое деревце, выращенное в полумраке, в недостатке воды и подкормки. Мы похожи на настоящее дерево, но на самом деле – всего лишь его уродливая, нежизнеспособная копия…

– Здесь направо! – крикнул Крот.

– Знаю… – проворчал Баян. – Можно подумать, в первый раз здесь. Возил уже всяких там… Забрались черте куда – а если заглохнем? Здесь даже сотовый не берет…

Водила несколько преувеличивал: вон торчит ретранслятор сотовой связи. Но встречных машин и вправду не было уже довольно долго.

Объехали торчащий из грязи трактор. Грязь простиралась, на сколько хватало глаз. Она вытекала с одной обочины, переползала через дорогу, и с удобством располагалась по другую сторону. Странно, все-таки, что кругом вместо земли – грязь. Прямо-таки специфическое отечественное природное явление…

Автобус качало и потряхивало на колдобинах. Стал накрапывать дождь. Немедленно захотелось тихо заскулить от тоски и безысходности. Мы будто въезжали в другое измерение, главным определяющим которого стала всеобщая, бесконечная безнадега…

Не выдержав, всхлипнул. Стало как-то стыдно и горько… Что же со мной такое, а?!

– Почувствовал уже? – поинтересовался Хиляк.

– Что? – с трудом отозвался я.

– Не прикидывайся. Сам знаешь.

– А что это? – всхлипнул я.

– Она, родимая, – задумчиво сказал Хиляк. – Жалость…

Было не очень понятно, но тоскливо – по полной. Припал щекой к холодному стеклу, уставился наружу. Грязноватый пейзаж соответствовал настроению. Въезжали в какой-то городок, словно вынырнувший из особого апатичного мира. Унылые прохожие брели по его улице и никуда особо не спешили. Машины сплошь старые и грязные: в этом мире их незачем мыть. Тощие собаки бежали вслед автобусу – вроде бы порывались облаять его, но передумали. Наверное, не хватило бодрости.

Я глубоко вздохнул.

– Ничего-ничего! – заверил Крот. – Привыкнешь!

– Как скажешь, – бесцветно отозвался я.

– Вот, кстати, и приехали, – сказал Хиляк.

Он вышел из своей полулежачей позы, потянулся, зевнул. Установил шляпу подобающим образом. Подмигнул мне. На него, очевидно, вся эта атмосфера не производила такого впечатления, как на меня.

Автобус затрясло с новой силой: он съехал с дороги в какой-то переулок. Немного качки, как на утлом рыболовном суденышке, и мы остановились.

Это был обширный двор какого-то П-образного трехэтажного дома. Один его вид вселял тоску и уныние. Впрочем, от этого настроения следовало избавляться. Подумал – и достал из сумки Клоуна. Надел куклу на руку.

– А-а… – зевнул Клоун. – Это я хорошо выспался…

Принялся оглядываться, по сторонам.

Трудно привыкнуть к этому ощущению – когда рука перестает подчиняться, и ты начинаешь вести заумные беседы с самим собою. Хорошо еще, Крот и Хиляк – такие же психи, как и я. А в компании безумцев границы реальности и сумасбродства здорово размываются.

– Это где ж это мы? – сказал Клоун. – Ага, знаю! Третий Накопитель! Ох, не люблю это место, аж все чешется, как вспомню…

У меня и вправду зачесалась рука. Что же это за Накопитель такой, что даже кровососу Клоуну не по нраву?!

Я так задумался, что не заметил, что на меня уже довольно долго смотрят Хиляк с Кротом. Оценивающе, так смотрят, будто собираются выставить меня на продажу.

– Здорово, парни! – крикнул Клоун. – Вижу, вы решили всерьез взяться за дело? Молодцы! С этого и следовало начинать!

Хиляк проигнорировал эти выкрики и кривляния. Он положил мне руку на плечо и сказал:

– Ну, вот и пришло твое время, Близнец. Дальше тебе одному идти.

– Почему – одному? А как же вы?