Швейцарский счет

– Ох, и попадет же мне! – улыбнулась она, выбираясь на оживленную, звенящую трамваями, Брайхтенштрассе. Быстро темнело, в густых сиреневых сумерках девушка почувствовала себя в относительной безопасности и, слившись с толпой гуляющих, двинулась в направлении дома, стараясь избегать, ярко освещенных витрин, ресторанов и магазинов. Через полтора часа без особых приключений (если не считать, что ей пришлось трижды справляться, правильно ли она идет), она достигла знакомого перекрестка. Свернув налево, оказалась на Берхофштрассе, еще один квартал – и она дома. Копируя, киношные приемы конспирации, она старательно жалась к стенам домов и поминутно озиралась, чтобы исключить возможность слежки. Понимая, что заметить хвост в наступившей темноте практически невозможно, Алиса перемещалась короткими перебежками. Пройдет метров пять и застынет истуканом, вжавшись в стену, еще три метра – и снова столбом. Похоже, никто за ней не шел. Стоящий поодаль, темно-серый «фольксваген», полностью слившийся с окружающим мраком, она не заметила.

Отомкнув дверь своим ключом, Алиса удивилась, несмотря на горящий во всех комнатах свет (и это при Галкиной-то экономии) в квартире царила пугающая тишина.

– Э-э-эй! Кто-нибудь есть? – осторожно позвала она, чувствуя, как струйка холодного пота скользнула между лопатками.

Гриндельвальд научил ее бояться тишины. Ответа не последовало.

– Ау-у! – упавшим голосом еще раз окликнула она.

И снова тишина. Звенящая. Полная немой угрозы. И только изматывающе мерное, звучащее в пустоте как набат, капанье воды из плохо завернутого крана. Алиса напряглась, нервы заныли в предчувствии беды.

– Явылась? – Галина, внезапно возникшая в кухонном проеме, заставила ее присесть от страха.

Алиса обессиленно прислонилась к стене, радуясь, что на этот раз обошлось без «традиционных» трупов.

– Идэ ж тэбэ носило, шаромыга чортова? – грозно подбоченясь, прогремела Галя.

Растрепанная, с красными припухшими глазами, она выглядела до неприличия трезвой, хотя за ее спиной виднелась воскресная бутылка «смирновки». Бледный стручок непрерывно подергивающегося Анжелкиного носа и немытая челка всплыли над левым плечом Галины:

– Ну, что ты орешь, Галя? – буркнула она. – Дай человеку раздеться. Ты, Аля, заходи. У нас тут нехорошо. Поминки справляем.

Алису затрясло, она чуяла, что этот несносный день добром не кончится.

– Кто? – выдохнула она, протискиваясь на задымленную территорию кухни.

– Быдто и нэ знаэ хто! – перешла в наступление Галина. – Ты хдэ, паразытка, шлялась вэсь дэнь? Очки Анжэлкины нацэпила! Опять свои темныэ дэлишки обстряпывала, тварюга? Ты убила его, ховоры? – она угрожающе надвигалась на съежившуюся Алису, потрясая пухлыми кулаками.

– Кого? Что ты мелешь, Галя? Я за покупками ходила, – Алиса медленно отступала к стене.

– И хдэ ж твои покупкы? Куда парик заховала, стэрва? Шуба хде? Ну-ка, Анжэлка, обыщи ее, – глаза Галины налились кровью. – У-у, кровопыйца!

Алиса поняла, что с ней не шутят, и отчаянно закричала:

– Вы что с ума сошли? Я по магазинам ходила, на Маркгассе за мной какой-то подозрительный мужик увязался, я подумала – полиция, перепугалась и деру дала. Потом в каком-то дворе отсиживалась, ждала темноты, чтоб домой спокойно вернуться. Что случилось-то? Кого убили? Какой парик?

Пронзительный звук ее голоса отрезвил Галину, она отшатнулась и рухнула на стул. Молчавшая до сих пор Анжела, налила рюмку водки, задумчиво повертела ее в руках и мрачно сказала:

– Отца Жана убили. Сегодня. Рано утром. Бритвой по горлу – и конец.

– Отца Жана? Не может быть! – Алиса ошалело переводила взгляд с одной подруги на другую, не в силах поверить в услышанное.

– Буатель говорит, в пять утра явилась какая-то баба в темных очках, с черными волосами, в лисьей шубе и умоляла кюре поехать с ней, – монотонно продолжала Анжела. – Якобы, у ней отец помирает, исповедать, причастить, мол. Сели в машину, уехали, а через два часа его в этой машине с перерезанным горлом и нашли, собственной кровью захлебнулся наш Жан. Полиции нагнали херову тучу. И в форме, и в штатском. Те, которые в костюмах были, среди людей шныряли, вынюхивали, не видел ли кто чего. Буатель, Жюльен и старуха-монахиня сразу раскололись – про то, что тебя отец Жан четыре дня укрывал. И хором на тебя свалили – мол, боялась, что кюре на нее донесет, вот и сделала его, горемыку. И тут такое поднялось! По рации план-перехват объявили, по телику уже третий час только про тебя и визжат. Даже баба эта, вдова мильонщика, что ли… – Анжела споткнулась, припоминая имя, но так и не вспомнив, досадливо махнула рукой и продолжила: – Баба эта из Лугано примчалась, ее в Бельвю поселили. А Галка сразу осатанела, хотела выдать тебя с потрохами. На эмоциях. Я не дала. Сказала, сами сначала разберемся. Вот такие дела, дорогуша, – шумно выдохнув, Анжела залила в рот водку, дернула шеей, гадливо поморщилась, закусила корнишоном и зычно рыгнула. – Значит, ты точно ни при чем?