Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Пока я лежу и смотрю на небо и горы, пока я размышляю о Рерихе и о его поисках легендарного алтайского «Беловодья», где-то сзади раздается сухой звук выстрела. Я вскакиваю на ноги и жду. Есть ли добыча? Вскоре появляются Сергей, Ишан и Алдырбас. Они почти бегут по гребню горы. Скачут отблески солнца на вороненой стали винтовок. Через минуту я узнаю – случился промах. Когда охотники ползком спустились вниз по косогору ближе к стаду, головы козерогов были едва видны за горбом горы, стрелять было неудобно, и пуля ушла в землю. Пока мы приходим в себя, на гребне горы, метрах в двухстах позади нас, появляется большое стадо самцов, вспугнутое стрельбой. Оно темной живой волной перетекает гребень, уходя на северную сторону горы, в лес, снега и скалы, где найти и достать их будет невозможно. Охотники, дождавшись, когда замыкающий козел скроется за гребнем, сломя голову бросаются за ними в надежде настигнуть стадо на спуске и все же добыть трофеи. Я снова остаюсь один с лошадьми и, к счастью, с крепким горячим чаем, припасенным еще с утра в трехлитровых термосах. Мы тихо переговариваемся по рации с Назаром, сидящим внизу на стоянке, и я рассказываю ему о том, как развивается дело. Рация шипит и потрескивает. Ветер гнет вершины коренастых кедров. Кони замерли, они спят, слегка подрагивая от холодного ветра.

Аргутские тропы

По опасным тропам алтайского высокогорья может ехать далеко не всякая лошадь. А только та, что родилась в этих местах, была специально этому обучена и имеет необходимый «горный» опыт. Здесь нет мелочей – любая ошибка лошади в горах может привести к фатальным последствиям как для нее самой, так и для человека.

Я смотрю на наших дремлющих на ветру коней и вспоминаю, как в походе на еще более труднодоступный, чем Аргут, Юн-гур мне досталась не имеющая горного опыта лошадь с равнины (местные говорят про таких – с У кока).

Она боялась идти вверх и вниз по крутым склонам, двигаться по узким карнизам над пропастями, постоянно «танцевала» задними ногами на опасной узкой тропе (этого лошадь не должна делать категорически – никогда и ни при каких обстоятельствах). Во время остановки на крутом склоне опытная лошадь встает строго поперек уклона, чтобы не держать свой вес и вес груза одними только мышцами ног (долго так не простоишь, и тогда уставшая лошадь падает и катится вниз). Также опытная лошадь никогда (никогда!) не сходит с тропы в опасных местах. Мой же равнинный конь во время неизбежных частых остановок испуганно блуждал ногами по самой тропе и мимо нее, постоянно рискуя улететь вниз вместе со мной и грузом. А на ходу то и дело пытался «спрямить» дорогу.

На одном очень крутом подъеме над Юнгуром, где нам пришлось пробираться наугад и где не было даже звериных троп, мой конь вдруг лег на травянистый склон вверх мордой, раскинув ноги в стороны, как припавшая к земле побитая собака. Он был до смерти напуган, из его глаз даже полились слезы. Чтобы животное не покатилось вниз большим комом из самого коня, упряжи и груза, мне пришлось самому завалиться выше по склону на спину (до этого мы вели, а точнее полуползком волокли коней в поводу), упереться ногами в землю и изо всех сил держать его на веревке. Проводники, тоже полулежа на крутом склоне, стащили с коня тяжелые сумины и седло. Потом с большими усилиями мы буквально на руках втащили груз и лошадь наверх на тропу. Проводники Кошон и Петр признались нам позже, что вообще боялись в тот момент потерять этого коня. Что до смерти напуганное животное больше вообще не сможет работать в горах. К счастью, мой конь понемногу пришел в себя и двинулся с нами дальше. Вот что значит взять в горы неопытного коня!

Вот и Ишан взял в этот раз с нами на Аргут необученного молодого коня – как раз в целях его тренировки и воспитания. На второй день пути конь чуть не упал с высокого обрыва в Аргут: Ишану удалось в последний момент взять ситуацию под контроль. Зато этот конь мягко и быстро ходит и обладает хорошей выносливостью. А горный опыт – дело наживное!

Проходит полчаса или около того. И я снова слышу выстрелы. Один. Потом, минут через десять, второй. Я включаю свою рацию и тихо спрашиваю Ишана: ну как?

– Есть, – отвечает Ишан.

– Сколько?

– Два.

Я срываюсь с места и бегу к ним.