На высокогорье важно, чтобы ночь не застала тебя в пути и в негодном для привала месте. Как только солнце заходит за хребты, что здесь случается много раньше, чем на равнине, в горах смеркается и стремительно темнеет. Разом же падает и температура, становится очень холодно. Днем может быть жарко, под тридцать, а после захода солнца воздух моментально студенеет почти до нуля или вовсе уходит в минус даже в июне и июле. Резкие перепады температур в десятки градусов – еще одна особенность высокогорья. Для ночевки требуются поляна с травой для лошадей, вода, топливо для костра. Всего этого нет на вершинах перевалов, для этого необходимо засветло успеть спуститься пониже.
Граница дня и сумерек совсем близко. Мы спешим. И летим вниз крутым каменистым склоном. Тропы нет, или она едва намечена. А может, едва заметная тропа и вовсе звериная – маралья или козерожья. Склон очень крут, и правый бок лошади почти прижимается к горе, шоркая меня коленом и боковиной ботинка о сухую осыпчатую породу. Кони поминутно оступаются, едва не улетая вместе с нами в пропасть. Мы решительно и с каждым шагом съедаем высоту. За затяжной и крутой осыпью упираемся в новое препятствие, еще более опасное, – крупный и крутой курум. Представьте себе очень крутой горный склон, состоящий сплошь из огромных, с ломаными краями глыб. Этот склон выглядит как непроходимый обрыв. Лошади испуганно останавливаются, упираются, боясь залезать в этот каменный лабиринт, где они могут переломать себе все ноги и погибнуть. Теперь впереди нас едет Толя. Он торопится и рычит:
– Спешиваемся!
Толя спрыгивает с коня и рвет его за собой прямо в средоточье скал. У нас голова идет кругом. Мы сгрудились на почти отвесном горном склоне. Выше нас отвесные осыпи, ниже – циклопические завалы из камней. Толя лупит своего мерина веревкой по морде, тот рвется в стороны, но все же отчаянно вступает в мрачный скальный лабиринт. Его ноги проваливаются в черные дыры меж валунами и он отчаянно выдергивает их на свет. По короткой шерсти его сильно посеченных ног сочится ручейками алая кровь. Я тащу вслед ему своего несчастного коня. Он скользит по камням, железные подковы скрежещут, оставляя кривые белые линии на поверхности гранита. В выпученных глазах моего мерина застыл ужас, он вышагивает по возможности аккуратно, но все равно то и дело спотыкается, проваливается в дыры меж камнями и весь дрожит. Скоро и по его избитым ногам ниже колен густо струится кровь. Часть из нас не может затащить в камни своих лошадей, как ни дергают их и как ни висят на веревках. Далеко внизу злой и вспотевший Толя уже переволок своего мерина через скалы и теперь прыгает наверх за остальными лошадьми, матерясь и размахивая руками. Он протаскивает их одну за другой вниз сквозь каменные нагромождения. Кони заваливаются боками на острые скалы, хрипят, оступаются, падают на колени, нам становится страшно за них. Как они вообще могут уцелеть в таком аду? За скачущим по хаотически наваленным глыбам Толей, за прыгающими вслед за ним лошадьми тащатся люди, оступаясь и ежесекундно хватаясь за выступы скал руками, чтобы не свалиться самим. Все измучены, все в ужасе от испытания, выпавшего лошадям. Весь этот кошмар продолжается не менее получаса. Ноги у всех коней окровавлены, они стоят ниже скального курума и лихорадочно дышат. Мы тоже все взмокли и ошалели.
За час умопомрачительного спуска крутой осыпью и страшным курумом мы стравили не меньше трехсот метров. Но наши испытания на сегодня еще не закончены. Теперь мы продираемся на измученных конях через густые заросли колючих кустов. На запекающуюся кровь побитых лошадиных ног толстым слоем налипают сухие листики карликовой березы, пыль и грязь. Наши глаза заливает режущий горячий пот. Через полтора часа после начала дикого спуска мы оказываемся на полевой дороге, на левом берегу маленькой тихой речушки. Это и есть Сары-Тас
Шесть дорог ведут на Укок – и простых среди них нет.
На высокогорных стоянках