Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Когда долгий поход завершился и мы благополучно вернулись в Джазатор, нас встречал самолично улыбающийся Петр. Мы радостно обнялись:

– Петр! Здравствуй! Как ты? Как себя чувствуешь? Что это было, черт тебя побери?

– Давление у меня резко упало, как на перевал поднялись. Вот и рвало меня.

– Не язва?

– Нет, не язва. Давление. Капельницу мне капали несколько дней. Теперь хорошо себя чувствую.

– А как твой рот?

– А вот рот болит, зараза. – Петр оттягивает пальцами нижнюю губу, и мы видим гниющие десны и изъязвленную внутреннюю поверхность губы. – Больно!

Когда Петр прощается с нами и уходит домой, Альберт сообщает печальную новость:

– Помните, вы проезжали стоянку перед перевалом Жумалы? Там, где озеро? Вы же там видели пастуха?

– Помним, конечно. Видели. У него гнедой жеребец перед домом был привязан, рвался на веревке. Он нам еще рукой махал издалека, пастух этот то есть.

– Так вот, помер он… Пастух-то…

– Как помер?! Да когда же это?!

– Четыре дня назад. Вчера схоронили…

– О господи! Да что же случилось такое? Он там один был? Как узнали?

– Да, один. Как плохо ему сталось, дошел он до избушки, значит, прилег на нары. И помер. Тоже давление, сердце, приступ… Сорока пяти ему не было еще… А потом приехала родня, хлеб привезла, зашли внутрь, а он там мертвый лежит…

– Ничего себе, беда какая…

Так вот и уходят мужики высокогорья. Тихо. Молча. В одиночестве. Работают с самого детства много и тяжело. Помногу курят ядреные крепкие сигареты. Неделями живут в тайге, спят на влажных попонах прямо на земле под высокими кедрами. Пасут скот на лютых морозах. Секут их ледяные метели, обмораживают руки нестерпимые холода. Ломит у них зубы от студеной воды в обледеневших железных кружках. Рубят мужики по осени лес, косят косами траву, ставят стога и копны, сгребают по степи сухой кизяк, выводят и подгоняют топорами крепкие теплые срубы. Вытягивают на руках из болотин тяжелые грузовики. Объезжают полудиких коней. Принимают на руки мокрых дрожащих ягнят при окоте овец. Гоняются с карабинами за волками и медведями, оберегают от хищников черных шерстистых яков и быстроногих жеребцов. Ходят на охоту, рыбачат. Рано взрослеют, рано женятся, рано рожают детей, рано старятся, рано умирают.

Альберт мнется.

– А насчет Петра – извините, что все так вышло. Он, похоже, загулял перед вашим походом… Вот его и скрутило, как поднялись вы на перевал. Хорошо еще, что пронесло – его и вас. Что вы около дороги были в тот день. А так бы… Эх!..

Альберт махнул рукой и ушел в ночь.

Ербулан

Без второго проводника мы остались прямо на дороге Джа-затор – Кош-Агач, а именно на ее 58-м километре. Это означало, что мы успели проехать с Петром от скотопрогонного моста через реку Джазатор верхами сорок километров, по самым вершинам хребта. По плану мы должны были теперь пересечь трассу и уехать дальше на север, перевалив через Южно-Чуйский хребет в верховьях реки Тара (или Дара), правого притока Джазатора. Эта дорога – древний и торный путь из Джазатора в Чуйскую степь.

Когда Петр вынужденно покинул нас, держась за живот и сгорбившись в седле, мы продолжили путь с Толей. Переехали вброд реку (в этом месте мелкую и спокойную) по автомобильному проезду. Выбрались наверх на гравийную трассу и двинулись по ней, понемногу поднимаясь, на восток в сторону Кош-Агача. Высота была больше двух километров, граница леса виднелась совсем близко. Слева показалась та самая стоянка, на которую уехал отлеживаться до первой попутной машины Петр. За минувшие два часа по дороге не проехала ни одна машина – ни местная, ни с туристами. От стоянки нас громко облаяла собака, ей ответил лаем Тайга. Из домика вышли люди, обменялись приветствиями с нами и Толей. Через три километра впереди показался мост через Тару. Мы свернули, не доезжая до моста налево, и принялись углубляться в долину Тары ее правым берегом по негустому лесу. Километром выше лес закончился, и мы встали лагерем у самого края леса, на широкой трявянистой поляне. Место для стоянки было превосходное – вода рядом, много сухих дров, великолепный вид на долину Тары и на обступающие ее высокие разноцветные горы.

Нас встретил свободно пасущийся на Таре небольшой табун лошадей, а точнее, целый гарем крупного вороного жеребца с роскошной блестящей гривой. Самец носился вокруг группы своих кобылиц и жеребят разной масти и возраста, нарезая широкие круги. Восприняв нас, а точнее, наших безобидных кастрированных меринов как угрозу своей монополии на гарем, он начал угрожающе сближаться с нашей группой еще до того, как мы успели расседлаться. Наши мерины заволновались, застригли испуганно ушами.