Внезапно, слишком поздно, до нее дошел смысл происходящего. Она неуклюже развернулась в сторону лестницы, уже зная, что опоздала. Но как она могла это предвидеть?
В бальном зале вспыхнули все люстры. Грянул оглушительный и визгливый духовой аккорд. Уэнди громко закричала, но что значил ее крик на фоне мощного рева труб и тромбонов?
А потом все звуки затихли, словно втянутые в длинный временной коридор, и она снова осталась одна.
Хотя нет. Не одна.
Она повернулась и увидела, как он идет прямо на нее.
Это был вроде бы Джек, но в то же время и не совсем он. Его глаза пылали потусторонним убийственным огнем; на знакомых губах играла кривая безрадостная усмешка.
В руке он держал молоток для игры в роке.
– Думала, что заперла меня? На это ты рассчитывала?
Молоток вращался и посвистывал в воздухе.
Она попятилась, споткнулась о пуф и упала на ковер вестибюля.
– Джек…
– Ты сука, – прошептал он. – Я тебя насквозь вижу.
Молоток со смертоносным свистом обрушился вниз, и его головка с хлюпаньем погрузилась в мягкие ткани ее живота. Она вскрикнула, поглощенная ощущением невероятной боли, успев смутно заметить, как отскочил молоток. И с парализующей волю ясностью поняла, что он собирается забить ее до смерти именно этим молотком, который держит сейчас в руках.
Она хотела молить о пощаде, попросить остановиться ради Дэнни, но удар оказался настолько силен, что перебил дыхание. Ей удалось выдавить из себя лишь короткое, едва различимое рыдание.
– Сейчас. Да, во имя Господне, сейчас ты получишь за все сполна, – сказал он, ухмыляясь, и ногой отбросил со своего пути пуф.
Молоток обрушился вниз. Уэнди успела откатиться влево. Полы ее халата задрались выше колен. Когда его орудие врезалось в пол, Джек от неожиданности на секунду выпустил ручку. Ему пришлось наклониться ниже, чтобы снова ухватиться за нее, а она воспользовалась моментом и бросилась к лестнице. Она снова могла дышать, хотя живот превратился в шар огнедышащей боли.
– Сучка! – ухмыляясь, повторил он и двинулся вслед. – Ты вонючая сучка. Но тебе не уйти от наказания. Нет, не уйти.
Она услышала свист молотка в воздухе, а потом весь ее правый бок буквально взорвался болью: удар пришелся чуть ниже груди, сокрушив ребра. Она повалилась на ступени, задела свежую рану, и ее окатила новая волна боли. И все же инстинкт заставлял Уэнди перекатываться из стороны в сторону, уклоняясь от новых ударов. Когда молоток вновь обрушился на нее, он просвистел лишь в дюйме от ее лица. С глухим стуком его головка оставила глубокую вмятину в ковровой дорожке лестницы. И тут она заметила нож, выпавший из ее руки при падении. Теперь он, поблескивая, лежал на четвертой ступени снизу.
– Сука! – выругался Джек. Очередной удар молотком. Уэнди подалась вперед, и он пришелся чуть ниже колена. Нижнюю часть ее ноги тоже словно охватил огонь. Показалась кровь. А молоток уже снова падал вниз. Она успела отдернуть голову, и головка врезалась в ступеньку между ее шеей и плечом, задев ухо.
Джек опять занес и опустил молоток, однако на этот раз она перекатилась прямо к нему, врезавшись в его расставленные ноги. У нее снова вырвался крик боли, когда обломки ребер зацепились друг за друга. Но она застала его врасплох – он потерял равновесие и стал заваливаться назад с воплем, полным злобы и удивления, пытаясь удержаться на ступеньке. И все же удержаться ему не удалось. Он упал на пол, выронив молоток. Затем сел и секунду смотрел на нее ошеломленными глазами.
– За это я убью тебя, – сказал он.
Перекатившись, он вновь ухватился за молоток. Уэнди с трудом сумела подняться. Левая голень посылала волны боли вверх до самого бедра. С бледным, но решительным лицом она прыгнула ему на спину, как только он потянулся за молотком.
Он сначала замер под ней, а потом завизжал. Ей показалось, что никогда в жизни она не слышала столь ужасающего звука; померещилось, что вместе с Джеком пронзительно заорала каждая половая доска, каждое окно, каждая дверь отеля. И крик все длился и длился. Вместе они, должно быть, напоминали салонную шараду, коня и всадницу. Вот только на красно-черной клетчатой фланелевой рубашке «коня» быстро расплывалось кровавое пятно.
Затем он повалился лицом вперед, а она скатилась с него на изувеченный бок и громко застонала.
Какое-то время Уэнди просто лежала, тяжело дыша, не в состоянии пошевелиться. Боль буквально распяла все ее тело, на котором, казалось, не осталось живого места. При каждом вдохе ей словно вонзали в бок что-то острое, а по шее струилась кровь из разорванного уха.
В тишине звучали только ее мучительные попытки дышать, вой ветра и тиканье часов в бальном зале.