Сикарио

Мне кто-то рассказывал, что сейчас там обитает около пяти тысяч человек и эта цифра меня нисколько не удивляет. Если никто не старается решать проблемы там, наверху, то количество тех, кто спустился вниз, будет постоянно расти и, рано или поздно, внизу появится другая Богота, отличная от той, что осталась на верх у.

Два года! Два невероятных года!

Особенно тяжелым оказался второй год, потому что наверху не переставая шёл дождь и уровень воды в каналах иногда поднимался почти до потолка, угрожая утопить нас в той мерзости, как тонули там же тараканы и крысы.

Вы спрашиваете про болезни? Те, кто был поменьше и послабее не выдерживали, беспрерывно кашляли и тряслись в лихорадке, пока вдруг не замирали, как сидели, обняв руками колени, прижатые к груди, словно в последние моменты жизни хотели обнять хоть что-то. Хорошо, когда течение воды было сильное, тогда мы сбрасывали трупы вниз, и вода уносила их. Хуже, когда течение ослабевало, тогда приходилось поднимать труп наверх, нужно было протащить тело по узкой металлической лестнице к люку и выпихнуть наружу, что стоило нам неимоверных усилий, а силенок не хватало.

Днем мы поднимались наверх.

Наверное, зрелище было кошмарным, когда вдруг канализационные люки начинали открываться и снизу появлялись лица грязные, с пожелтевшей кожей, изможденные, отчаянно щурящиеся на яркий солнечный свет – воистину картина достойная пера Данте, но прохожие вскоре привыкли к нашему виду и перестали обращать внимание на кротов в человеческом облике.

Больше мы милостыню не просили.

А у меня, так и вообще, на верхней губе начали расти усики, и я понял, что надеяться и умолять о каком либо сочувствии не имеет смысла. И не потому, что я вырос и становился похожим на взрослого. Нет… По другой причине. Если те люди допускали чтобы мы жили в канализации как крысы, то, что такое «сочувствие», они попросту не знали.

Все, кто жил наверху, стали для меня врагами.

И не важно кем они были на самом деле. Одно лишь то, что они каждую ночь не спускались с нами в наш ад, превращало их в существ совершенно иной природы, и потому любой ущерб или вред, который мы наносили им, с нашей точки зрения был совершенно оправдан и справедлив.

Что вам кажется лучше, чтобы у вас отобрали часы или провести неделю в сточных каналах в окружении крыс? Само собой разумеется, если бы вы там провели хотя бы одну ночь, то отдали и часы, и кошелек, и все, что у вас при себе было, лишь бы не спускаться туда еще раз.

В этом случае, кто они такие, обрекшие нас на жизнь внизу, чтобы потом быть не довольным чем-то? Какое право они имеют вообще жаловаться?

И кто это такие «они»?

А все. В том числе и вы, если вы когда-то там бывали.

Все, кто ходит по улицам Боготы и, зная о существовании таких вот «гаминов», ничего не делает, чтобы как-то исправить ситуацию, и потому они, как никто другой, заслуживают, чтобы на них нападали и грабили, чтобы их насиловали и даже убивали.

Я серьёзно. Зачем мне врать? В соответствии с законом, если кто-то был свидетелем убийства и не помешал этому произойти, то он становится соучастником и должен понести суровое наказание.

Известно ли вам какое-нибудь преступление более тяжкое, чем убийство?

Как вы думаете, неужели пристрелить любовника жены или прикончить друга, предавшего вас, или полицейского, задержавшего вас, или, может быть, кассира банка, это хуже, чем спокойно наблюдать за тем, как сотни детей уничтожаются таким жестоким образом и при этом ничего, совершенно ничего не делать?!

Если вам так кажется, то мне нет.

С моей точки зрения существуют две формы морали: одна активная, а другая пассивная. Первой следуют те, кто совершает преступления, второй – те, кто не предпринимают ничего, чтобы остановить эти преступления.

Не знаю, достаточно ли я ясно выражаюсь, но каждый день вижу, что мир переполнен индивидуумами, наивно полагающими, если он сам не совершил ни одного преступления, то автоматически становится честным человеком. И это не так. Это совсем не так, а то, что там другие думают по этому поводу, так то – полное дерьмо! А вы уже знаете, что мне достаточно хорошо известен вкус дерьма, потому что я прожил долгих два года по самое горло в этом самом дерьме.

Намеренно или нет, осознанно или нет, но я пришел к неутешительному выводу, что если какое-то несчастное существо умирает там внизу, то кто-то из тех, кто остался наверху, должен заплатить за это, просто обязан сделать это.

Допускаю, что почти всегда мы взыскивали по счетам с людей случайных, но то не наша вина. Министры не каждый день попадаются на улицах.

Если ты ищешь любовь и не находишь, если ты ищешь сочувствие и не получаешь, если ты ищешь понимание и не можешь найти, и, в конце концов, если ищешь работу и тебе не дают её, а взамен предлагают жить среди крыс или умереть в парке, то поневоле вытаскиваешь нож и всаживаешь его по самую рукоятку в печень первому встречному.

В прошлом остались те времена, когда мы выхватывали сумки или хулиганили в магазинах. Всё это теперь не работало, да и мы вышли из того возраста.