Сила обстоятельств: Мемуары

До отлета в Ресифи, где проходил конгресс критиков, мы были приглашены на ужин к господину Диасу, художнику, который любезно взял на себя заботу о наших билетах и визах. Приятные картины, его творения, украшали квартиру, где стол с горячими закусками был накрыт по обычаю его страны, который мне показался более цивилизованным, чем наш: можно было передвигаться и менять собеседника. Там были красивые, очень ухоженные женщины и интеллектуалы, многие из которых при Варгасе побывали в тюрьме, в их числе художник Ди Кавальканти, дородный и жизнерадостный, с густой седой шевелюрой. Мы побеседовали с Фрейром, описавшим в книге «Хозяева и рабы» нравы бразильского северо-востока в колониальный период. Много говорили о столице — Бразилиа; восхищаясь проектом Лусио Косты и зданиями Нимейера, большинство все-таки сожалело, что Кубичек потратил огромные средства на этот абстрактный город, где никому не хотелось бы жить. «Однако, — заметил Ди Кавальканти, — в часовне президентского дворца появился теперь букетик цветов в виде ракушек: наконец-то хоть немного дурного вкуса! Наконец-то признак жизни! Это начало».

И снова в середине августа я неслась через пустынные небеса. У меня под ногами появлялись и исчезали шоссе, пляжи, океаны, острова, горы, бездны, которые я вижу своими глазами и которых не существует. Ничего не меняется — ни климат, ни запахи, ни многоликое однообразие облаков, и вдруг, не шелохнувшись, я оказываюсь в иных пределах.

Я снова трогаюсь в путь, сердце одолевает странная усталость от кружения вот так вокруг Земли, которая тоже кружится, растягивая свой свет и заставляя его слишком быстро гаснуть, в то время как мои часы теряют счет времени.

Занимается утро, и вместе с ним рождаются к жизни зеленое море, подводные скалы, побережье, отороченное белой пеной. Ресифи: реки, каналы, мосты, прямые улицы, холмы, на вершине горы — португальская церковь, пальмы.

Опять водоемы, мосты, церковь; опять и опять; мы кружим, рядом с нами кружит маленький самолет. «Им не удается выпустить шасси», — сказал Сартр. «Им это удастся», — подумала я. Ничего плохого со мной не могло случиться в этот час, под этим небом, на краю нового континента. Через полчаса колеса появились, и самолет приземлился: на аэродроме собралось множество санитарных и пожарных машин. Сопровождавший нас военный самолет должен был передавать указания пилоту на случай посадки на брюхо.

Сартр чувствовал себя неважно, его мучил опоясывающий лишай, появившийся в результате чрезмерной работы и постоянных неприятностей. Даже я пошатнулась, когда под жарким солнцем в лицо мне пахнуло свежим воздухом. Было много протянутых рук, цветов, журналистов, фотографов, женщин с обнаженными руками, мужчин в белых пиджаках и среди них — лицо Жоржи Амаду. Полиция, таможня. Как в Гаване, усталость навалилась на меня, когда машина доставила нас в центр города: сначала отель на набережной, потом прохладный, оживленный ресторан. Я выпила свою первую батиду: смесь тростниковой водки — качачи — с лимоном. Этот новый вкус стал первой связующей нитью между мной и незнакомыми людьми, для которых он был привычен; изведала я и вкус маракужи — плода страсти, сок которого насыщенного оранжевого цвета наполнял графины. На всех столах я заметила сосуды с маниокой, которой посыпают кушанья. Трудно было угадать, кто нам понравится или не понравится, с кем мы снова увидимся — где и когда: на конгресс съехались люди из всех штатов Бразилии. Мы с радостью осознали, что Амаду, специально приехавший встретить нас, по крайней мере на месяц станет нашим гидом.

Какое-то время мы провели на конгрессе, затем Амаду отвез нас на фазенду одного друга. Она соответствовала описаниям, которые я прочитала в книге Фрейра; внизу — жилища работников, мельница, где размалывают тростник, вдалеке — часовня, на холме — дом. Его наполняли светом картины, которые писал хозяин; сад с пологим спуском, деревья, их тень, цветы, волнистый пейзаж сахарного тростника, пальм и банановых деревьев показались мне столь сладостным раем, что на мгновение я загорелась самой нелепой мечтой: перебраться в шкуру землевладельца. Друг Амаду и его семья отсутствовали, и вот мое первое впечатление о бразильском гостеприимстве: все сочли естественным расположиться на террасе и утолить жажду. Амаду наполнил мой стакан бледно-желтым соком акажу: он, как и я, полагал, что страну в значительной степени постигают через желудок. По его просьбе друзья пригласили нас на следующий день отведать самое типичное блюдо северо-востока, фетжуаду — это что-то вроде обильно сдобренного рагу.