Сила обстоятельств: Мемуары

Старые улицы, где Амаду провел свое детство, прямые, узкие, почти отвесно устремляются к океану. Преодолев крутой склон, автомобиль доставил нас в порт, мы вышли у крытого рынка; за минусом гигиены он напомнил мне пекинский. В тесных проходах продают грубую пищу, соленья, кожи, ткани, трикотаж, жесть, а также огромное количество предметов народного искусства, наследие старинной, с тонкими оттенками культуры. Для нас и для себя Амаду купил ожерелья и браслеты из разноцветных бусинок, керамику, глиняные фигурки, кукол с черными лицами в традиционных баийских нарядах, чугунных эшу — божеств, скорее насмешливых, чем злых, — с вилами в руках, они напоминают наших чертей, музыкальные инструменты, множество всяких безделушек. Он объяснил нам смысл амулетов, образков, трав, барабанов, украшений, связанных с религиозными обрядами.

Через несколько дней на выходе из города мы увидели другой рынок. «Бразильцы вас туда не повезут», — сказала мне одна француженка. Но Амаду возил нас повсюду. Шел дождь, и мы шлепали по грязи. За исключением довольно красивых гончарных изделий, лотки отражали нищету покупателей: в Баие тоже свирепствовал голод, особенно в тех местах, которые Амаду называл «захваченными кварталами», потому что люди поселились там самовольно. Один из них возник в лагуне: жители не сомневались, что эту землю никто не потребует; шаткие мостки соединяли с землей построенные на сваях хибарки: это напомнило мне кантонский «квартал на воде», только здешние обитатели были совершенно заброшены и лишены какой бы то ни было гигиены. Другие бедные предместья разбросаны на зеленых холмах, среди банановых деревьев с зубчатыми листьями. Их пересекают телеграфные провода — кладбища бумажных змеев, которыми забавляются ребятишки. Жирная бурая земля источала деревенский запах; это и были почти что деревни, сохранявшие традиции и органические связи сельских общин.

Факт тот, что население Баии, на семьдесят процентов чернокожее — это был край сахарного тростника и рабства, — участвует в напряженной коллективной жизни.