Мы пролетали над новым пейзажем: холмы и набухшие водой леса. Вечером над Итабуна шел дождь, но и в лучах утреннего солнца город не показался нам менее хмурым. Чтобы узнать страну, считал Амаду, надо сначала узнать, что там едят, и он отвел нас на рынок. Красная фасоль, маниока, скверный рис, тыквы, сладкий картофель, брикеты сахара-сырца, похожего на черное мыло, высушенная на солнце говядина — ничего свежего. На спинах осликов — завернутые в сено кувшины, на земле — бурдюки из козьих шкур. На открытом воздухе мы дышали запахом старого чердака. Земля богата, но ею владеют немногие привилегированные. Табак, какао не оставляют места продовольственным культурам. Амаду и кое-кто из именитых граждан повезли нас на образцовую, как нам сказали, фазенду. Мы следовали вдоль бурной речки по красивой сельской местности. Дом хозяина стоял на возвышенности посреди сада. Подобно большинству землевладельцев, он гораздо охотнее жил в Рио, чем в своем поместье. Нас принял управляющий. С улыбкой на лице он проводил нас до места — больше похожего на хлев, чем на деревню, — где жили работники. Ни воды, ни света, ни отопления, ни мебели: окруженная стенами утрамбованная земля, несколько ящиков. Ряды комнат шли вокруг двора, где находились голые ребятишки со вздувшимися животами и женщины в лохмотьях; мужчины с темной кожей и темными волосами, с мачете в руках, смотрели на нас с ненавистью.
Вдоль реки, между лесами, через сельскую местность, где, казалось, можно быть счастливыми, мы добрались до Илеуса. На складах были свалены тюки с какао; мужчины, в основном черные, перетаскивали их на небольшие суденышки, пришвартованные в спокойной бухточке, отделенной от океана узким проходом, смягченные вечерним освещением, ее воды были того же нежно-зеленого оттенка, что и пальмы. Объединенные в профсоюзы докеры трудились тяжело, но зарабатывали хорошо: по их мускулам и здоровому виду, по их губам, которые умели улыбаться и петь, ясно было, что едят они досыта. Океан на подступах к Илеусу такой бурный, что большие суда не могут подойти, мы видели два вдалеке, дожидавшихся своего груза. В «Габриэле» Амаду требовал для Илеуса современного порта, и в Бразилии он пользуется таким влиянием, что работы начались: под порывами ветра, смешанного с водяной пылью, мы направились в конец дамбы, которую как раз сооружали.
Другое богатство края — это скот. Однажды утром в ярмарочный день мы побывали в Фейра-ди-Сантану, в сотне километров от Баии. На большом пространстве теснилась плотная толпа, музыканты с гитарами в костюмах cangaceiros[60]
распевали во всю глотку; продавались оладьи, мармелад, кокосовые пироги, сладости. Однако эта иллюзия веселья быстро рассеялась, рынок был почти таким же скудным, как в Итабуна; никакого народного искусства, кроме весьма посредственных глиняных фигурок. Баия осталась очень далеко, сюда же стекалось уныние деревень, где жить означало выбиваться из сил, чтобы выжить; для излишества нет места. На окраине города в загоне для скота стояли огромные стада быков, поднимая пыль, скакали vaqueiros[61]. Чтобы защититься от кактусов и колючек в зарослях, они облачены в кожу — от треугольных шляп до кончиков сапог. Стада не принадлежат им; они получают очень незначительную часть прибыли от разведения скота, которое из-за эпидемий и засухи мало что дает. На земле были разложены шляпы, обувь, брюки, куртки, перчатки, пояса, кожаные куртки красивого розовато-рыжеватого цвета, но с запахом скота.