‘Innis dam anois’, ar Gráinne, ‘cia hé súd ar gualainn deis Oisín mhic Fhinn?’
‘Atá ann sin’ ar sé, ‘Goll mear míleata mac Morna’ /…/
Cia hé an fear buileach binn-bhriathrach úd’ ar sí, ‘ar a bhfuil an folt cas ciar-dhubh ┐an dá ghruaidh chorcra choimh-dheargra ar láimh chlí Oisín mhic Fhinn?’
‘Diarmaid dead-bhán dreach-sholas ó Duibhnean fear úd’ ar an draoi, ‘.i. an t-aon-leannán ban ┐inghean is fear atá a nÉrinn go hiomlán’. [Ní Shéaghdha 1967: 8, 100–103, 110–115] –
–
С другой стороны, как можно предположить, тот факт, что в саге (в дошедшей до нас версии) Диармайд как лучший возлюбленный всех ирландских женщин представлен Грайнне именно друидом, то есть лицом, наделенным властью сакрализованного слова, делает само «представление героя», а особенно его оценку как «лучшего любовника» своего рода направлением действия. Аналогичным образом в саге «Изгнание сыновей Уснеха» именно Леборхам,
Однако следует вспомнить и о третьем «участнике» данной сцены: кроме Грайнне и друида в ней присутствует адресат текста, для которого черные волосы и красные щеки Диармайда, к которому добавлены также белые зубы, оказывается своего рода знаком узнавания не столько индивидуального лица, сколько сюжетной функции: быть воином-любовником, которого ждет трагическая участь. Поэтому дескрипция, которая составлена в данном случае Грайнне и друидом, также может быть представлена как «узнавание по описанию», причем «сведущим не-наблюдателем» в данном случае оказывается слушатель (читатель) повествования. Аналогичным образом в готических романах будет потом «узнаваться» вампир, но узнаваться вначале лишь читателями, уже подготовленными к данному персонажу, тогда как герои соответствующих романов к данному узнаванию, как правило, приходят позднее, причем обычно ценой трагических потерь.