Сильнее боли

На нее дохнуло запахом детства… Даже странно — казалось бы, ну, приготовь все то же сама, из тех же продуктов; только нет, не получается, чего-то все равно не хватает. То ли продукты стали не те, то ли сама она давно убежала из детства. И не просто убежала — сбежала. Хотелось скорее сюда, во взрослую жизнь. А ведь это глупости, не бывает никакой взрослой жизни. Жизнь — она всегда одна, от первой до последней секунды. И детство заканчивается только вместе с жизнью. Просто мы специально не замечаем его, делаем вид, что его нет, искусственно «взрослеем» и «старимся». А оттого и выглядим фальшиво, порой — просто нелепо. А надо-то ведь на самом деле лишь самую малость — не гнать от себя детство, продолжать жить с ним в единении и согласии. Слушаться не только разума, но и сердца, видеть не только глазами, но и душой. И Галя вдруг осознала, что ее больше не раздражает «неуклюжесть» Тараса. И поняла почему. Просто он не прогнал из себя детство; может, и пытался, но до конца так и не смог. И теперь, посмотрев на Тараса немного другими глазами, она невольно улыбнулась: тот с таким же детским восторгом всасывал вермишелины с ложки, как и сидящий рядом с ней Костик.

Ольга Михайловна перехватила Галин взгляд, улыбнулась одними глазами и почти незаметно кивнула. Эта нечаянная бессловесная похвала настолько обрадовала Галю, что она почему-то испугалась. Разум убеждал ее, что все происходящее — неправильно, что она не должна находиться здесь, с этим нелепым школьным учителем, с его неприветливой мамой. Ей не должны быть столь приятны одобрительные взгляды этой женщины, равно как не должны трогать осуждающие. И уж верхом нелепости казалось ехать неведомо куда с почти незнакомым мужчиной, к тому же бывшим не в ее вкусе совершенно, к тому же оставив маленького сына на попечение еще более незнакомой матери этого мужчины. Но самое удивительное было в том, что сердце этому не противилось. И Галя решила на сей раз послушаться его.

* * *

Костик, между тем, начал клевать носом прямо за столом. Ольга Михайловна быстро поднялась, сказала, что приготовит постель, и вышла. Галя взяла Костю на колени, который, обняв ее, уткнулся личиком в кофту, и поцеловала в макушку. Волосы сынишки пахли гарью. Сразу вспомнилось все: и то, что уже было, и то, что еще предстоит.

Галя посмотрела в глаза Тарасу и шепнула:

– Что мы скажем Ольге Михайловне?

– Я как раз об этом и думаю.

– И что придумал?

– Пока ничего. А правду говорить очень не хочется.

– Я именно об этом и хотела тебя попросить. Не надо ей пока рассказывать все. Давай просто скажем, что ты хочешь познакомить меня с родственниками… — Галя сказала это и запнулась. Получилось все очень двусмысленно. Впрочем, как раз наоборот — чересчур прямолинейно. Словно она и впрямь затеяла собственные смотрины. Да еще какие — с размахом, вплоть до дальней родни.

Но Тарас будто ничего не заметил. Наверное, так оно и было, поскольку он испуганно замотал головой:

– Нет-нет, про родственников тоже нельзя говорить!

– А… почему? — удивилась Галя.

– Мама с ними… не очень… Ну, ты понимаешь?..

– Ах, да, — вспомнила Галя, — это же родные со стороны твоего отца… Давно он… ушел от вас?

– Шестнадцать лет назад, — отвел взгляд Тарас.

– Ты извини, если я что-то не то сказала, ладно? — прошептала Галя.

– Да нет, ты что? — глаза Тараса опять смотрели на нее сквозь кошмарные очки. — Все нормально. Я тебе все-все-все расскажу, если тебе интересно. Обязательно. Только не сейчас. Надо срочно придумать, что маме говорить.

Но придумать они ничего не успели. Ольга Михайловна уже стояла на пороге кухни.

– Я постелила Косте на диване Тараса. Он может ночью упасть? Я на всякий случай возле дивана подложила на пол ватное одеяло.

– Ой, спасибо вам, — прижала Галя руку к груди. — Дома-то он со мной спит, у стеночки, так что не знаю…

– Большой уже мальчик, — покачала головой Ольга Михайловна. — Пора привыкать одному спать.

– Да-да, конечно, — закивала Галя, — пусть привыкает.

Она поднялась и отнесла Костика в комнату. Раздела его, уложила на застеленный диван и накрыла одеялом. Не удержалась, поцеловала в лобик и почувствовала, как запершило в горле.

* * *

Отчего-то Ольга Михайловна так и не спросила до сих пор, куда же они собрались ехать. Но когда Тарас пошел переодеваться, она снова позвала Галю на кухню и, подставив ей табурет, сказала:

– Мне, наверное, не стоит спрашивать, куда вы собрались?

Галя почувствовала, что краснеет. Это случалось с ней столь исключительно редко, что она заерзала и, не удосужившись как следует подумать, быстро ответила:

– Ой, лучше не надо…

– Хорошо, я не буду. Скажу откровенно, я была не в восторге от выбора Расика. Но, увидев вас, немного успокоилась. — Будто пожалев о сказанном, Ольга Михайловна отчаянно замотала головой: — Это вовсе не значит, что теперь я выбор сына полностью одобряю. Тем более, я вас совсем не знаю. Но я успокоилась, да. Даже странно. Мне отчего-то кажется, что с вами Расику будет… надежно. Хотя материнское сердце подсказывает, что вы собрались не на пикник. Так ведь?