Сильнее магии

— В Литтл-Тиктоне, — ответила Леона. — В один прекрасный день он появился возле задней двери моего дома. Такое впечатление, как будто он материализовался из тумана. Я накормила его. А потом вдруг поняла, что у меня есть собака.

— Он кусается?

Леона наградила ее еще одной сияющей улыбкой.

— Он нападет лишь на того, кто может представлять опасность для меня, — промолвила она в ответ.

Нахмурившись, Виктория посмотрела на Таддеуса.

— Возможно, собаку стоит держать на цепи в саду, — сказала она.

Леона подумала, что Таддеус не ответит ей.

— Никакой цепи не будет, — холодно промолвила она. — Потому что Фог спит в моей комнате. И если это невозможно, мы вернемся в мой дом на Вайн-стрит.

Пожав плечами, Таддеус поднял бокал с вином.

— Собака, кажется, хорошо воспитана, — обратился он к тетке. — В доме с ним не будет хлопот.

— Как пожелаете, — сказала Виктория. Она, как диктовал этикет, смяла свою салфетку. — Если вы не возражаете, я, пожалуй, пойду в свою комнату и почитаю до вечера.

Ее грубость поражала. Виктория всем своим видом давали понять, что не собирается проявлять гостеприимство к низкосортной работнице с кристаллами. Таддеус поспешил встать, чтобы отодвинуть ей стул. Махнув своими серебристо-серыми юбками, Виктория выплыла из столовой комнаты.

Таддеус посмотрел на Леону, его завораживающие глаза потемнели, их взор был мрачен.

— Прошу прощения за поведение моей тетушки, — сказал он. — Два года назад она потеряла мужа, моего дядю, и с тех пор очень переживает из-за того, что его нет рядом с ней. Когда мои родители поняли, в каком она состоянии, они предложили ей переехать к ним в дом. Уезжая в Америку, они попросили меня присмотреть за ней во время их отсутствия.

— Понятно, — сразу смягчилась Леона. Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что такое — терять людей, которых любишь. — Я сочувствую вашей тетушке.

Таддеус задумался.

— Видите ли, — через некоторое время промолвил он, — тетушка Виктория всегда была склонна к приступам меланхолии, но они участились после смерти дяди. Кажется, моя мать опасается, что Виктория впадет в еще более глубокую депрессию и причинит себе какой-нибудь вред.

— Это я понимаю, — кивнула Леона. — Однако совершенно очевидно, что мое присутствие в доме раздражает ее. Может, мне с Фогом лучше вернуться на Вайн-стрит?

— Никуда вы не пойдете, — спокойно проговорил он — за исключением, разве, оранжереи.

— Чего-о? — не поняла Леона.

— Вы составите мне компанию в оранжерею, мисс Хьюитт? Дело в том, что мне нужно сказать вам несколько слов личного характера, и я бы предпочел разговаривать там, где нам никто не помешает.

— Если вы собираетесь прочесть мне еще одну лекцию о том, в какую неприятную ситуацию я попала сегодня в своем консультационном кабинете…

— Нет! — резко перебил ее Таддеус. — Без сомнения, мне предстоит бессонная ночь. Я буду лежать и терзать себя догадками о том, что могло бы произойти, если бы мы с Адамом не пришли вовремя. Однако я обещаю вам, что больше вы от меня никаких лекций не услышите.

— Что ж, очень хорошо.

Откладывая в сторону салфетку, Леона неожиданно для себя осознала, что ее пульс участился. Таддеус отодвинул ее стул. Она поднялась, каждой клеточкой тела чувствуя его близость. Когда он предложил ей руку, по ее телу пробежала чувственная дрожь. Несмотря ни на что, она не может быть равнодушной к нему, подумалось ей.

Леона краем глаза покосилась на Таддеуса, но она не могла понять, действует ли на него каким-то образом ее прикосновение или нет. Сила его самообладания поражала. Впрочем, возможно, что она не хочет знать правды. Возможно, он абсолютно ничего не чувствует.

И все же Леона могла точно сказать, что вокруг них собиралась энергия, как это было в ту ночь, когда они в экипаже сражались с демонами. Когда она рядом с Таддеусом, происходит что-то странное и удивительное. Что-то такое, чего она не чувствовала ни с одним мужчиной, включая даже Уильяма Тровера, за которого собиралась замуж.

В холле рядом с ними словно по волшебству оказался Фог. Пес затрусил следом, с надеждой поглядывая на них. Как только Таддеус отворил ведущую в сад дверь, пес выскочил из дома и мгновенно исчез в тени.

Таддеус провел Леону по террасе, а затем они вышли на короткую, посыпанную гравием дорожку. В лунном свете тускло поблескивали грациозно изогнутые стеклянные стены оранжереи. В свете газовых ламп, лившемся из высоких окон библиотеки, можно было увидеть Фога, шнырявшею в ближайшем кустарнике.

— Моя собака явно наслаждается вашим гостеприимством, — промолвила Леона, стараясь говорить спокойным тоном.

— Мне известно, что про вас этого сказать нельзя.

Леона вздрогнула.

— Я вовсе не хотела на что-то намекать, — заметила она.

— Вам и ни к чему было высказывать вслух ваше мнение о моем предложении переехать сюда, — сказал Таддеус. — Ваши чувства и без того очевидны.

— Насколько я помню, это вовсе не было предложением, — откашлявшись, промолвила Леона. — Скорее я бы назвала это командой.

— Черт возьми!