Силы и престолы. Новая история Средних веков

Но однажды случилась удивительная вещь. Семья Одилона путешествовала, и, проходя мимо церкви, слуги, которые несли мальчика, остановились, чтобы отдохнуть. Они поставили носилки около дверей и ненадолго отлучились. Вернувшись, они с изумлением обнаружили, что мальчик скатился с носилок, заполз в церковь, добрался до алтаря и теперь радостно прыгал вокруг него. Это чудо предопределило ход долгой жизни Одилона. Вне себя от радости, родители в знак благодарности отдали мальчика в местный дом каноников в Оверни, чтобы его воспитали для служения Богу. В то время у знати было в обычае передавать детей религиозным объединениям (таких детей называли облаты, что буквально означает «подношения»), что не только гарантировало ребенку образование, но и уменьшало количество потенциальных наследников в большой семье. Сегодня это может показаться жестоким, но некоторым облатам подобный поворот шел только на пользу. Одилон вполне благополучно вырос у каноников, а в возрасте примерно тридцати лет переехал в Клюни и стал монахом. Он произвел на своих собратьев такое сильное впечатление, что в 994 г., после смерти четвертого аббата Майоля, они избрали его своим руководителем[413]. Он провел Клюнийское аббатство через неспокойный период в начале нового тысячелетия, когда многие с тревогой ждали конца света, и после этого с отличием управлял обителью еще пятьдесят лет. За это время престиж, влияние и ресурсы клюнийского движения многократно увеличились.

Летописец называл Одилона «архангел среди монахов». Он был наперсником не только римских пап, но и нескольких франкских королей и императоров, принимавших его как дорогого гостя в своих дворцах на Рождество и по другим праздникам. Когда Генрих II, король восточных франков (или, как мы теперь можем их называть, германцев), стал императором в 1014 г., свой коронационный подарок, предназначавшийся папе – золотое яблоко, увенчанное крестом, – он преподнес аббату Одилону. Яблоко отослали в Клюни, где оно присоединилось к постоянно пополнявшейся огромной коллекции сокровищ и драгоценных безделушек. Однако Одилон вовсе не был жадным до золота вельможным бездельником. Он убедил своих влиятельных друзей защитить Клюни и дочерние обители от непорядочных соседей, посягавших на их земли и независимость. Полученные сказочные дары Одилон использовал для обустройства Клюни. Церковь аббатства перестроили еще в первые годы, когда он был монахом (современные археологи называют эту вторую церковь «Клюни II»). Теперь Одилон приступил к реконструкции общественных помещений и не жалел на это средств. Он заказывал для отделки мрамор и украшал обитель изумительными скульптурами. Уподобив себя Октавиану Августу времен расцвета Римской империи, он говорил, что принял Клюни одетым в дерево, а оставил его облаченным в мрамор[414].

Но при Одилоне величественными стали не только постройки в Клюни. Такими же грандиозными были ежедневно повторяющиеся в их стенах богослужения – проходившие в уставные часы совместные молитвы, чтения, пение псалмов и гимнов. Службы совершали по восемь раз в день. Они начинались до рассвета с заутрени и хвалы, далее следовали служба первого часа на рассвете (prime

), служба третьего часа в середине утра (terce), служба шестого часа в полдень (

sext), служба девятого часа в середине дня (nones

) и, наконец, вечерняя служба и повечерие ближе к концу дня. Длительность молитвенных часов различалась в зависимости от сезона и количества дневного света. Ежедневно служили мессу. Исполнение всех этих служб называлось opus Dei (дело Божие), и в нем заключался основной смысл монашества: это был вклад монахов в общество и экономику, где большое значение придавали благополучию не только тела, но и души. Таким образом, монахи-бенедиктинцы проводили большую часть своего времени в богослужениях. И они должны были исполнять свой долг как можно лучше.

Это значило – очень много петь. Бенедиктинский устав с большим воодушевлением относился к музыке, благодаря которой, по словам святого Бенедикта, «разум приходит в согласие с голосом»[415]. Устав требовал, чтобы монахи организовали в обители хор, при этом ведущие партии позволялось исполнять только лучшим певцам[416]. Бенедикт рекомендовал братьям изучать хоровые распевы, которые в его дни пользовались большой популярностью в римских базиликах. Такие песнопения называли григорианскими, в честь друга и горячего сторонника Бенедикта папы Григория I Великого, которого нередко (и, вероятно, ошибочно) называют изобретателем этой манеры исполнения. Кроме этого, Бенедикт не давал никаких конкретных указаний, поэтому в период монастырского бума X–XI вв. у монахов оставалось много простора для музыкального творчества.