Силы и престолы. Новая история Средних веков

А потом ко всему этому добавилась чума. Мы вряд ли сможем точно установить ее происхождение, но есть основания предполагать, что изначально болезнь возникла в горах Тянь-Шаня, сегодня отделяющих Китай от Киргизии и Казахстана, а затем двинулась на запад по торговой магистрали Великого шелкового пути. Стоит заметить, что в VI в. чуму уже не считали неизвестным новым недугом: предыдущие вспышки болезни были отмечены в римском мире не далее чем в 520-х гг. Однако при всей своей опустошительности они обычно оставались локальным явлением, пока в 520–540-х гг., вероятно где-то в Юго-Восточной Африке в районе рынков слоновой кости на территории нынешнего Занзибара, болезнь не мутировала в сверхсмертоносный штамм. По стечению обстоятельств этот штамм получил сверхблагоприятные условия для распространения, поскольку климатический кризис 536 г. ослабил популяции людей и крыс, вынудив их к более тесному, чем обычно, сосуществованию[199]. После этого штамм быстро распространился по давно установившимся и процветавшим торговым маршрутам Средиземноморья.

В июле 541 г. население небольшого городка Пелусий (ныне Тель-эль-Фарама) в дельте Нила начало массово гибнуть: в подмышках и паху у людей появлялись черные бубонные нарывы, перед глазами умирающих проносились кошмарные лихорадочные видения. Из этого города-инкубатора болезнь устремилась в двух направлениях: на северо-восток вместе с торговыми судами и караванами, двигавшимися вдоль палестинского побережья в направлении Сирии и Малой Азии, и на запад через оживленные порты Северной Африки. Она распространялась почти два года, приводя в ужас современников и на много лет став неразрешимой загадкой для историков[200].

Чудовищные картины, свидетелями которых стали такие авторы, как Прокопий, Иоанн Эфесский и сирийский ученый Евагрий Схоластик, – безлюдные улицы, горы трупов, источающих телесные жидкости, словно переспелые виноградные гроздья – сок, заколоченные лавки, голодные дети, бессвязный бред больных, обезумевших от вида призраков, подкошенные горем люди, специально пытающиеся заразиться в попытке свести счеты с жизнью, выкидыши у беременных женщин, сотни и тысячи потерянных душ – все это происходило в разное время и в разных местах, но одинаково заставляло мир замереть в ужасе.

В Константинополе, по словам Прокопия, в течение четырехмесячного пикового периода пандемия уносила по 10 000 человек в день. Не избежал болезни и сам Юстиниан – опасный нарыв появился у него на бедре в месте укуса блохи. Однако через некоторое время император выздоровел, и столица смогла вернуться к некоторому подобию нормальной жизни. 23 марта 543 г. император объявил, что «научение Божье» подошло к концу. Это была попытка выдать желаемое за действительное. Бубонная чума продолжала бродить по Средиземноморью до конца десятилетия и снова и снова напоминала о себе в разных частях света вплоть до 749 г. О том, сколько всего человек за это время унесла болезнь, историки ведут бурные и в основном умозрительные споры (при этом мнения колеблются от «почти никого» до «сотни миллионов человек»). Так или иначе, наступивший экономический кризис был вполне реальным. Резкие колебания цен на пшеницу, стремительная инфляция заработков по мере исчезновения рабочих рук, разрушенная система наследования и почти полная остановка строительных работ – все это тяжким бременем легло на государственный бюджет, и без того перегруженный военными авантюрами императора. Налоги резко возросли и оставались высокими в течение многих лет[201]. Одновременно с этим происходили все те ужасы, которые живописали Иоанн Антиохийский и другие очевидцы. Полные оторопи сообщения выживших позволяют понять, какие глубокие и мрачные шрамы пандемия оставила в психике людей.

Все пошло прахом

Базилику Сан-Витале в Равенне официально освятили в 547 г. Приземистая и внушительная, восьмиугольная в плане церковь, сложенная из терракоты и мрамора, строилась более двадцати лет: фундамент заложили в начале правления дочери Теодориха, остготской королевы-регентши Амаласунты. Однако к тому времени, когда архиепископ Равеннский Максимиан прибыл, чтобы освятить Сан-Витале, остготы были изгнаны из Равенны и, как казалось в то время, совсем отступили из Италии.

Поэтому почетное место среди поразительных мозаик, украшавших великолепную новую базилику, заняли портретные изображения византийских правителей – императора Юстиниана и императрицы Феодоры. Юстиниан угрожающе взирает со стены, стоя в окружении наемников-варваров и священников с суровыми лицами и тонзурами или, наоборот, нестрижеными волосами и бородами. Феодору сопровождает собственная свита: двое священников помогают ей поднести золотой сосуд тонкой работы к небольшому фонтану, а по другую сторону собрались скромные женщины, все в изысканных нарядах и с покрытыми волосами. И сегодня посетители базилики (даже самые осведомленные и осмотрительные из них) невольно ощущают на себе силу величия портретов Юстиниана и Феодоры и мощное воздействие политического нарратива.