Не лучше дела обстояли и во внешней политике. В Италии освящение Сан-Витале в Равенне отнюдь не стало первым шагом на пути к полному умиротворению и возвращению полуострова. Вместо этого конфликт обострился, а сопротивление остготов только усилилось. Их король Тотила оказался весьма крепким орешком. Прокопий, видевший его лично, описывал его как невероятно искусного всадника. На битву он обычно выезжал в шлеме с нащечными пластинами, отделанными золотом, и пускал коня скакать по кругу из стороны в сторону, при этом мастерски перебрасывая копье из одной руки в другую, «как будто с детства был обучен для такого рода представлений»[203]
[204]. В январе 550 г. он одержал блестящую победу: его люди пронеслись по Риму, убивая без разбору каждого встречного. «Была великая битва», – вспоминает Прокопий, а затем описывает, как Тотила установил на всех главных отходных путях из Рима заставы, что позволило готам ловить и убивать византийских солдат, пытавшихся спастись бегством. Остготы снова и снова брали верх над полководцами Юстиниана, и императору пришлось не раз отправлять в Италию десятитысячные подкрепления, чтобы не уступить варварам.Окончательно победить Тотилу удалось только в 552 г. В 554 г. Юстиниан издал так называемую Прагматическую санкцию, согласно которой Италия объявлялась имперской провинцией со столицей в Равенне. Для островных государств Сардинии, Сицилии и Корсики были созданы отдельные системы правления. Однако даже так положение в Италии оставалось далеко не стабильным. Остготы были уничтожены, но вместе с ними разрушена и большая часть итальянской сельской местности. Тысячи человек погибли во время боев. От осад сильно пострадали города. Поместья аристократов разграбили. Рабы разбежались. Италия оказалась значительно беднее, чем была в начале войны: византийская армия так упорно стремилась к победе любой ценой, что ценность ее трофея в итоге существенно снизилась. Таким образом, хотя Италия теоретически принадлежала Византии, контроль над территорией можно было назвать в лучшем случае частичным. Возникшее в Италии правительство пыталось проводить волю Константинополя, удаленного от него почти на 2000 км. Тем временем по другую сторону Альп планировать собственное вторжение в Италию начала еще одна группа варваров – лангобарды, часть которых служила наемниками в византийской армии. За тридцать лет после вступления в силу Прагматической санкции многие с трудом добытые Юстинианом завоевания в Италии были утрачены: колония оказалась слишком слаба, чтобы защитить себя от угрозы со стороны другой державы. Хотя Византийская империя сохраняла интерес к Италии и островам до X в., после Юстиниана шансов на воссоединение двух частей Римской империи с каждым поколением становилось все меньше.
Одна из причин, почему Юстиниану было так трудно сокрушить остготов в Италии, заключалась в том, что на востоке на протяжении всего правления его беспокоили персы. Главным противником Юстиниана в этих краях был Хосров I Ануширван. Персидский царь был в высшей степени умным и рассудительным правителем, отличался ненасытной любознательностью (причем питал особенный интерес к философии) и педантичным подходом к правовой реформе. Хотя господствующей религией в Персии был зороастризм, Хосров осознавал, какую пользу его империи могут принести беглые языческие ученые из Афинской философской академии и растущее христианское население крупных персидских городов. Как и Юстиниан, Хосров был увлеченным градостроителем и прославился постройкой огромных крепостных стен вокруг своего королевства. Главным шедевром его царствования, великолепием ничуть не уступавшим собору Святой Софии, был дворец Таки-Кисра, отличительной архитектурной особенностью которого был изумительный арочный свод из кирпича. Одинокие руины дворца на территории сегодняшнего Ирака – единственное, что осталось от некогда могущественного города Ктесифона. Градостроительные начинания Хосрова были важны, поскольку в них выражалось его самоощущение: он воображал себя новым Киром Великим[205]
.