Симфония хруста

Первое из них произошло 21 сентября (мне в то время было 13). Я зашел в комнату Бриоша, чтобы позвать его к обеду и, открывая дверь, успел заметить, как он смущенно прячет что-то под матрас. Само собой, мое любопытство было разбужено. В голове прокручивались мысли одна интереснее другой: быть может, Бриош шпион? Может, у него под матрасом маленькая установка для слежения за незаконными эмигрантами с Марса? Может, он сам оттуда? Само собой, чем больше я размышлял, тем более вероятным казалось мне именно третье предположение. Бриош, он, знаете, частенько запирался у себя в комнате, громко включал музыку и часами рассматривал в зеркало свои ненормально огромные мускулы. Разве это вам не кажется подозрительным? Нет? Ну, что ж, в таком случае, вы не тринадцатилетний подросток с чудовищно развитым воображением.

В общем, я с трудом дождался того момента, когда он и его подружка снова уединились в моем домике на дереве (кстати, они его сломали в итоге) и отправился на поиски улик. Друзья мои, правда оказалась куда скучнее и прекраснее. Бриош прятал под матрасом порно-журналы. Понятное дело, это был великий день! Именно тогда я впервые понял, зачем нужны…э-э-э… определенные части моего тела. Если можно, обойдемся без подробностей, я думаю, они вам тоже ни к чему…

Кхем…

P.S, Если вы решили, что я сейчас покраснел или смутился, вы само собой ошиблись. Кхем-кхем…

* * *

Второе Событие (именно так, с большой буквы) произошло в апреле, кажется, десятого или одиннадцатого. Я опять сбежал из дома, потому что к нам приехали дальние родственники из Парижа. Не знаю, как так получилось (мне казалось, отец оповестил о кунжутном семечке на моей заднице всю планету), но они ее не видели. Так что мне пришлось скрываться бегством, едва без пятнадцати восемь зазвенел дверной колокольчик. Я выскочил на улицу через заднюю дверь прямо в пижаме, тапочках на босу ногу и с зубной щеткой во рту и застыл, рассматривая весьма тоскливую картину. На улице уныло моросил дождик, мелкий и противный, пахло землей и немножечко плесенью. Город был пустым и серым, идти к нему не хотелось ужасно, тем более, я еще помнил, каким теплым было одеяло и как вкусно пахли круассаны…

Я чихнул, поежился, посмотрел на то, как ручьи подхватывают и разносят в разные стороны капли зубной пасты, падающие с моего подбородка, и приготовился возвращаться домой, но… Именно в этот момент на кухне загремели столовым сервизом, свистнул чайник и раздался радостный голос моего отца: «Как, вы еще не слышали о том, что мой сын осенен божьим знаком?»

Все, сработали рефлексы. Я пулей вылетел из-под навеса и, перепрыгивая через кусты и клумбы, понесся в сторону леса, петляя между соседскими заборами и стуча зубами от холода. Через пару минут моросящий дождик превратился в самый настоящий дождь, потом, минуту спустя, в дождище, затем в ливень и, наконец, в самый настоящий водопад ледяной воды. Я промок до нитки и замерз, как сосулька. Ноги в тапках безнадежно скользили по коричневой жиже под ногами – в общем, побег потерпел фиаско! Я заметил открытую калитку и, забежав в чей-то дворик, метнулся к крыльцу. К моему удивлению, дверь открылась еще до того, как я успел подумать о том, будет ли наглостью позвонить и напроситься на чай к незнакомцам. На пороге меня встретил бледный и почти прозрачный мальчик лет 11, который показался мне смутно знакомым. Он был укутан в толстое одеяло, на голове – вязаная шапочка, а на ногах – огромные шерстяные носки.

– Привет, – прошелестел он, пропуская меня в комнату и торопливо закрывая за мной дверь. – Чаю?

Я быстро кивнул и стуча зубами протянул ему руку:

– Бенджамин.

– Я знаю, – грустно улыбнулся мальчик. – Мы вообще-то учимся в одном классе, меня зовут Джереми.

Что ж, ситуация получилось неловкая… Но, думаю, многие в нашем классе весьма смутно помнили о том, как выглядит Джереми Пессон.

– Ты весь в микробах, так что иди сначала помойся. Ванная направо…

Я пожал плечами, засунул руку в карман пижамных штанов и, оставляя на полу мутноватые лужицы дождевой воды, прошлепал к ванной комнате.

Джереми разрешил мне надеть шелковый китайский халат его матери (со смущением вынужден признаться, что я в нем отлично выглядел) напоил меня чаем, угостил пригоршней разноцветных таблеток, которые я, от греха подальше, смыл в унитаз, и стал моим лучшим другом.

* * *

Я не знаю, как это случилось.

Магия?

Химия?

Ведь мы всегда были мы – ходили в одну и ту же школу, на одни и те же уроки и даже не любили, кажется, одних и тех же учителей – но никогда друг друга не замечали. А потом вдруг р-р-раз, и вот я уже несусь к нему домой, торопливо мою руки и с разбегу запрыгиваю на его огромную кровать. Джереми испуганно шепчет: «Микробы!», натягивает одеяло до самых ушей и улыбается. Что-что, а улыбаться Джереми умел, как никто другой.