Читаем Синдик полностью

Бяха двама. Беззъба усмивка проряза старческото лице. От тридесет луни насам не беше улавяла двама ковачи едновременно. Независимо от бръчките и хриповете, тя беше отлично вместилище за мощта, така си беше! Нейната безполезна, бавновъзприемаща по-голяма племенница кипеше от жизненост и имаше огромно самочувствие, но никога нямаше да стане толкова добро вместилище. Сестра й пък — старата вещица — о, това бяха отминали времена. Някога, в младостта си, тя бе отказала да се подложи на изпитанието и бе загубила благоволението на богинята. А малката племеница, как й беше името, да, тя би била добро вместилище за мощта, когато дойде време да влезе в лоното на богинята. Ако, разбира се, сестра й или голямата племенница не държат прекалено дълго главата й под водата, не забият в корема й копие, или не стоварят върху нея някой тежък камък.

Такива бяха времената. Самата тя беше отровила собствената си майка, за да стане вместилище на мощта и това беше правилно, защото истинското вместилище бълва отрова около себе си, преди да овладее силата да убива.

Копиеносците отляво и отдясно се придвижваха трудно. Тя чу слабото шумолене от разговора на двамата ковачи. Нека си приказват! Без съмнение те сквернословеха богинята, както правеха всички ковачи, когато устите им не бяха затъкнати с храна.

Сети се за мъжа, наречен Кенеди, който изковаваше остриетата на копията и върховете на стрелите на нейните хора — беше странен човек, докоснат от богинята, което доказваше нейната безкрайна мощ. Тя можеше да докосва и замайва дори главите на ковачите. Я стига! Точно сега не биваше да се разсейва. Искаше мощта да работи по-силно в нея; беше уморена и виждаше трудно, но с благоволението на богинята над свещената хижа щеше да има две нови глави, когато падне зората. Виждаше трудно, но богинята нямаше да я изостави…

Тя извика като улулица, а копиеносецът започна да се промъква през храстите. Не й беше позволено да яде мед, за да не се сблъска сладостта му с мощта в нея, но вкусът на мощта беше по-сладък от вкуса на меда.

Не беше звукът на едрите капки, падащи от дърветата, а нещо по-различно: шумолене от движението на големи тела, по-тромави от животинските, и шепот на гласове.

С ужасяваща внезапност проехтя пронизващ вик и тропот на множество крака. Рефлективно Орсино свали предпазителя на своята 50-калиброва, а мозъкът му се вкамени от гърма й, изпълващ света около него. Сенките бяха погълнати от оранжевите огнени езици. Би трябвало да стреля с къси откоси, помисли си той. Трябваше също да нагласи азимутния пръстен, така че да може да движи картечницата с лек натиск на дланите. Какво ли би казал старият Гилби, ако можеше да види своя най-добър ученик да изгаря цевта и да размахва картечницата си като факла? „Бъркаш, Чарлз — Орсино чуваше укорите на изпечения професионалист, — нима си дошъл днес само да се срамиш и да ми губиш времето?“

Картечницата млъкна, край на пълнителя. Двадесет, петдесет или сто куршума? Не знаеше. Пресегна се за друг, зареди отново и се ослуша.

— Добре ли си, гангстер? — Чарлз подскочи от шепота на офицера.

— Да — отвърна, — дали ще се върнат?

— Не зная.

— Кучи синове — агонизиращ глас просъска в тъмнината. — Гръбнакът ми е счупен, копелета. — Гласът заскимтя.

Те го чуваха в тишината в продължение на минута. Като че ли идваше отпред, отляво на Орсино. Накрая той се обърна към офицера:

— Ако другите са си отишли, може би ще успеем да направим нещо за него. Поне да го облекчим.

— Прекалено рисковано е — след дълга пауза отвърна офицерът.

Риданията продължаваха и когато възбудата от атаката намаля, Орсино се почувства смъртно уморен, схванат и жаден. Можеше поне да утоли жаждата си. Загреба вода с шепа от калната вада до коляното си и на два пъти отпи от дланите си. На третия път се сети за жаждата, която стенещото същество, там в тъмнината, навярно усещаше, и не можа да вдигне вече ръка до устата си.

— Отивам при него — прошепна на офицера.

— Стой на място! Това е заповед!

Той не отговори, но започна да измъква схванатото си наболяващо тяло изпод джипа. Офицерът, по-млад и по-гъвкав, излезе преди него от своята страна. Орсино въздъхна и се отпусна, когато чу стъпките му внимателно да заобикалят джипа.

— Довършете ме! — стенеше раненият мъж. — В името на богинята, довършете ме, кучи синове! Счупихте ми гръбнака — ооо! — Това беше вик на диво задоволство.

Бе дочул сподавен шум откъм страната на офицера, а след това мек звук на нещо прекършено. По дяволите, горчиво помисли Орсино. Идеята беше негова. Изскочи изпод джипа и се втурна през храсталака.

Двамата представляваха тъмен заплетен възел, търкалящ се по земята. Най-отгоре се виждаше гол гръб. Орсино се хвърли върху него и го хвана за главата. Усети голяма брада, сграбчи я с две ръце и я задърпа с всичка сила. Прокънтя див вик, офицерът се отскубна и се изправи, дишайки тежко. Чарлз чу остро хрущене, някакъв удар и изтерзаната фигура под тях остана неподвижна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза