Синдикат

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«…бывают моменты, и довольно часто, когда мне хочется ущипнуть или уколоть себя — настолько происходящее напоминает сон. Нет, скорее, все это напоминает какой-нибудь Яшин комикс.

Когда, в первые же выходные после приезда, мы поехали в Переделкино — показать дочери музеи Чуковского и Пастернака, она вдруг крикнула посреди Минского шоссе:

— Смотрите!!! Смотрите!!! Наш автобус!!!

— Ты совсем спятила со своей ностальгией, — сказала я.

— Говорю тебе, это автобус «Эгеда»! Они даже надпись на иврите не закрасили!

— А я говорю тебе, что ты сошла с ума.

И еще минут пять мы ссорились, мирились, ссорились… на эту богатую тему…

А вчера на перекличку

синдиков заглянул Гоша Рогов — выяснить у Панчера сколько юных стражей Сиона тот намерен отправить в «Пантелеево», и, пожевав губами, обронил, что закажет, пожалуй, через Ной Рувимыча «два этих ваших, красно-белых аиста»… Что означает это, о, Боже, как не сон?

…А на днях, совершенно случайно, узнала — чем подрабатывает мой Слава днем, в свободные от наших поездок часы. Это произошло неожиданно, когда, попрощавшись с Норочкой Брук у метро «Динамо», я решила заскочить в Литфонд, взять на три свободных праздничных дня путевки в Переделкино. Возле подъезда одного дома на Красноармейской стоял приметный минибус с черной надписью на боку — «Ритуал». Задние дверцы его были раскрыты, двое мужчин вытаскивали пустой гроб. Из минибуса доносились знакомые позывные радио «Святое распятие», что вполне уместно монтировалось со всей картиной скорбного ритуала.

— «Бог есть огнь, согревающий и разжигающий сердца и утробы. — Зазвучал из открытой машины возвышенный тенор. — Итак, если мы ощущаем в сердцах своих хлад, который от Диавола, ибо Диавол хладен, то призовем Господа, и он…» — возвышенный тенор вдруг оборвался, что-то щелкнуло, захлебнулось икотой, и бойкий тенор же, отчего показалось, что мгновение назад звучавший голос воспрял от святых раздумий, вдруг заголосил:

Шел по улице Тверской,

Меня ёбнули доской!

Это что за мать ети —

Нельзя по улице пройти!

Пораженная совпадением радиодуэта, я ускорила шаги и поравнялась с минибусом. Третий мужчина — тот, что стоял в машине посреди бумажных венков, лент, черных туфель-лодочек… плоских, словно отутюженных, белых тапочек… и придерживал пустой гроб, помогая двум другим осторожно спустить его на землю, поднял бритую голову, и я увидела знакомый татарский прищур и белый шрам на скуле. Секунду он смотрел на меня, и вдруг подмигнул, как ни в чем не бывало.

Между тем гроб был спущен на попа и прислонен к дверям подъезда, Слава захлопнул задние дверцы, на которых немедленно сложилась наклейка: «Мужчина, что это вы тут стреляете?!» — и один из парней расписался на бланке, который Слава аккуратно опустил в карман куртки.

— Ильинишна! — крикнул он мне, — не жмитесь, сирота, в сторонке! Карета подана, не прокатить ли вас до дому с ветерком? У меня есть полчаса неучтенных, пока родные обрядят старушку…

Я вспомнила свою поездку в похожей карете не так давно, дома, в Израиле, и подивилась таким странным созвучиям, таким странным дуэтам моих тем…

— Спасибо, Слава, — сказала я, делая вид, что совсем не удивлена. — Сейчас не могу, заскочу еще в Литфонд…

Мы распрощались.

И вот уже несколько дней — ни он, ни я даже звуком не упоминаем о нашей встрече, словно бы ее и не было… Только когда Слава слишком нетерпеливо переключает в машине «Святое распятие» на «Русское радио», и очередной хит выплескивает в салон машины очередную рифмованную непристойность, я вспоминаю об эпизоде и задумываюсь. Хотя, что уж тут думать! Семью-то надо кормить! Чем, в конце концов, «Ритуал» хуже Синдиката?..»