Синдром бесконечной радости

«Но сейчас-то я в лепешку разобьюсь, – думала Володина, глядя на горько плачущую напротив подругу. – Я не могу себе позволить отступить или сдаться, если понадобится – буду держать эту дуру малолетнюю в подвале до тех пор, пока она обратно в разум не войдет. Потребуется – будем бить, что поделаешь. Но я ее верну, я не могу поступить иначе с Анькой».

Анна наконец выплакалась и, видимо, почувствовала себя лучше. Лицо ее приобрело легкий румянец, а влажные от слез глаза чуть смягчили выражение:

– Ты меня прости, Тинка, что я тут так рассыпалась…

– Скорее – разлилась, – хмыкнула подруга. – Но ничего, главное, тебе легче.

– Знаешь, не то чтобы легче… просто появился человек, от которого мне не нужно скрывать всю правду. Ведь даже Валерка знает только то, что на поверхности. О моей матери здесь вообще никто не подозревает, разве что Владлен… я ведь оплачиваю ей сиделку и отдельную комнату в доме инвалидов… но я не была у нее с того самого дня, как устроила ее туда, – призналась вдруг Анна, чуть наклонившись к столу. – Твоя мама мне позвонила, рассказала, что случилось, и я сразу полетела. И знаешь, кто мне во всем помог? Твоя мама, спасибо ей огромнейшее. Видишь, даже ты об этом не знала, – заметив удивление во взгляде подруги, слегка усмехнулась Анна. – А она со мной по всем инстанциям ходила, буквально за руку, я бы одна ни за что это все не провернула. И она же мне сказала: «А теперь все. Забудь все, уезжай. Бывают ситуации, когда денег вполне достаточно». И именно она периодически навещает мою мать там, в доме инвалидов, а потом звонит мне. Но приезжать она мне запретила. Я сперва думала, что это жестоко, а потом поняла – а ведь она права. У меня не было детства, не было юности – благодаря заботам моей матери. И могло не быть вообще никакой жизни. Я ее не бросила, я ее обеспечиваю – но и все на этом. Мне еще Дарина досталась. Так что все честно, все справедливо. Твоя мама – очень умная женщина, Тинка. Это она мне все объяснила. Вот и выходит, что без вашей семьи у меня вообще ничего бы в жизни не вышло.

– Давай вина выпьем, пока я крыльями тут не захлопала и перьями тебе все не засыпала, – улыбнулась Володина, стараясь замаскировать неловкость – ей было приятно то, о чем сказала подруга, но не хотелось, чтобы Анна рассыпалась в словах благодарности.

Вино оказалось терпкое, красное, отдающее полынью, и Тина даже зажмурилась от удовольствия:

– Блаженство…

– Слушай, Тинка… а почему ты ничего мне про Вовчика не рассказываешь? – вдруг спросила Анна, покручивая бокал в пальцах.

– А что про него рассказывать? – не совсем натурально удивилась Володина. – Работаем в паре, ты же знаешь.

Анна, прищурившись, смотрела на подругу и молчала так многозначительно, что Тина поежилась:

– Ну что?

– Ох, Тинка-Тинка, ты с годами так и не научилась врать. Чего тогда покраснела, если просто работаете? Он же тебе нравится. И это не без взаимности, насколько я понимаю.

– Ой, Анька… ну, права, права – мы… как бы это сказать… встречаемся – сильно громко, про любовь рано пока… В общем, иногда оказываемся в одной постели – так понятно? – и Тина схватилась ладонями за пылающие щеки.

Анна рассмеялась:

– Ты с годами вообще не изменилась, Тинка. Все такая же девочка-ромашка, хоть и в полиции служила. Удивляюсь, как ты сумела сохранить такую наивность и душевную чистоту, а?

Володина промолчала. Она старалась не принимать близко к сердцу всю ту грязь, с которой приходилось сталкиваться в работе, старалась сохранить веру в людей, чего бы это ни стоило, чтобы не ожесточиться. И роман с Вовчиком тоже оберегала от всех.

Добрыня же, хоть и выглядел совершенным мужланом, относился к Тине очень трепетно, старался порадовать какими-то сюрпризами и однажды даже влез к ней в окно гостиницы с букетом, хотя номер находился на четвертом этаже. Тина называла это «намеком на романтичность».

Рассказывая сейчас об этом Анне, она так и сказала:

– Понимаешь, намек? Только намек – как у некоторых женщин бывает намек на юбку, так и у некоторых мужчин – намек на романтичность. Вот и у Вовчика так же. Я знаю, что он стесняется, например, обнимать меня на людях – но при этом всегда держит за руку, и мне от этого куда лучше, чем, наверное, было бы от объятий.

– Это уверенность, Тина. Ты уверена, что, держа тебя за руку, он в любой момент и плечо тебе подставит, и грудью закроет. И это, как я теперь понимаю, куда важнее всех этих поцелуйчиков и прочего. Владлен такой… – Анна едва не произнесла «был», и Тина тоже это почувствовала, заметила, как споткнулась подруга, мгновенно замолчав.

– А Валера? Мне показалось из твоих разговоров…

– Да, но… понимаешь, это все не то… какое-то ворованное счастье. Словно я обманываю кого-то… хотя что значит – «кого-то»? Себя и обманываю, – вдруг произнесла Анна с горечью. – Если бы с Владленом это не случилось, я ни за что бы на Зотова не посмотрела с интересом. Ни за что! – повторила она ожесточенно. – И получается, что я его использую.