— Я сейчас, — предупредила его и прикрыла дверь, оставшись со своим парнем в коридоре. — Мэл, мне сейчас некогда. Потом позвоню.
Не могу смотреть на него. Не могу встречаться глазами, не могу прикасаться. Мой столичный принц был там, среди похабно ржущей толпы, и не остановил, не прекратил чудовищное представление.
— А архив? — поинтересовался спокойно Мэл.
— Потерпит. Никуда не убежит, — сказала и ушла в швабровку, оставив его в одиночестве.
Радик так и стоял около двери, замерев как соляной столп. Я сгребла в кучу покупки, разбросанные на постели, и кинула в угол под ветви голубого страшнючего дерева. Сейчас не до порядка, займусь уборкой при случае.
— Давай, садись, — подтолкнула юношу к освободившейся кровати. — Будем долго и упорно рассуждать, как ты докатился до такой жизни.
Парнишка неохотно выполнил требование. Чувствовалось, он был скован и зажат. Спрятался в скорлупе, понуро глядя в пол и изучая щели между досками.
— Какого фига ты снял дефенсор[20]
?— Просто снял — и всё, — ответил вяло Радик. — Эва, может, я пойду, а?
Как же расшевелить его? Мне нужно понять, а ему — выговориться. Нельзя отпускать Радика. Куда он пойдет? К соседу-хохмачу? Наверняка весь институт обменивается горячей новостью.
— Так дело не пойдет. Сдал экзамен?
— Сдал.
— Ну, и как? — тянула из юноши слово за словом.
— На трояк, — ответил он уныло. — Забыл термины, запутался в допвопросах.
— Ну, а потом? Каким ветром тебя задуло к лестнице?
Радик не ответил, повесив голову. Опять замкнулся, закрылся. Что делаю не так? Или говорю не те слова?
— Сиди здесь и не смей никуда уходить, — велела парнишке и, вынув из сумки сотенную купюру, вышла в коридор.
Кого бы попросить? Может, Капу? У него, кстати, и дверь открыта.
Я заглянула, и при моем появлении Мэл и сосед вскочили, прервав разговор. Наверное, Мэл делился впечатлениями от бесплатного спектакля у лестницы.
Парень, по-прежнему в куртке, вышел в коридор.
— Как я понимаю, отмечалово накрывается медным тазом, — сказал, отгораживая Капу закрывшейся дверью.
— Правильно понимаешь, — согласилась, отводя глаза в сторону.
— Эва, он не ребенок. И сам снял дефенсор[20]
. Его решение — его проблемы.— А ты смотрел. Стоял в сторонке, смотрел, как все, и похохатывал!
— Не похохатывал. Его никто не заставлял.
— А кто заставлял того гада накладывать гипноз? — вспылила я.
— Что же, теперь будешь опекать пацана до старости, как заботливая мамочка, и утирать сопли?
Неужели не понимает? — поразилась я твердолобости Мэла. Побывал бы на месте парнишки и сразу бы проникся, почувствовав на своей шкуре стыд и последствия чужого вторжения в сознание и память. Теперь Радика одолеют такие же симптомы, как при сотрясении мозга, которые затянутся на несколько дней. И наверняка успела заболеть голова.
— Они заставили его раздеться!
— Ну и что? Подумаешь, — пожал плечами Мэл. — Зато пацан закалится. Посидит, подумает и поймет, что был дураком. Жизнь-то не закончилась. К следующему экзамену о нем забудут.
Как у Мэла просто получается. Ничего особенного. Словно остановился, чтобы высморкаться в платок, и пошел дальше.
— Мне не нравится такая закалка.
— От ошибок никто не застрахован. Кто ты для него? Так и будешь утирать слезки, когда он продолжит спотыкаться? А как же мы с тобой, Эва? В конце концов, это смешно.
— Он мой друг, — заявила твердо. — И я хочу быть рядом с ним.
— С чего ты взяла, что ему нужна твоя помощь? И у тебя есть своя жизнь. Тебе нужно в архив, и еще мы договорились отметить вечером сданный экзамен. Мама вот приглашает на обед, и Маська оборвала телефон, на низком старте мчится в гости. Что я им скажу? Что вообще буду говорить? Что ты бросаешь всё и бежишь по зову сердца, чтобы помочь болезному пацану, который не может разобраться в себе? Это же смешно. Что скажут люди? Они не поймут.
Говорил бы прямо, что под людьми подразумевает родственников и светское общество, чуждое мне.
Иными словами, делай свой выбор, Эва, ибо кольцо на руке обязывает, как и новое положение. Не успел Дьявольский Коготь покрасоваться на моем пальце, как потребовал оплату. На одной стороне Мэл, его семья, традиции и приличия высшего света, потому что "так надо", и на другой — моя совесть и сердце, которое болит от беспокойства за Радика.
— Люди ничего не скажут, и никто над тобой не посмеется. Если я компрометирую твою фамилию, могу отдать кольцо Севолоду.
Мэл ударил кулаком по стене, заставив меня испуганно вздрогнуть.
— Как знаешь. Твое право, — процедил через сжатые зубы.
— Поезжай, Мэл, отдохни. Сегодня был трудный день. Повеселись за нас двоих.
Он посмотрел на меня хмуро, с гуляющими желваками, но не ответил и, порывисто развернувшись, ушел.
Вот и всё. Не потребовалось долго ждать, чтобы выявить разницу в наших характерах и в мировоззрении. Белая полоса сменилась черной, хотя у меня и Мэла разные понятия о зебристости жизни.
Оказывается, Аффа слышала наш разговор. Она выглянула из комнаты и теперь стояла, прислонившись к косяку.
— Вот, — протянула я сто висоров. — Купи что-нибудь. Нужно занять рот. И чтобы не готовить.