Sindroma unicuma. Finalizi

У меня есть отец, и он приехал ко мне! Он ждет в медпункте и зайдет в стационар! О чем нам говорить?

Не помня толком о родителе, я почему-то решила, что он обвинит меня и начнет оскорблять. Нет, не хочу! — закрыла лицо руками и замотала головой.

Участившийся писк прибора наглядно показал Улию Агатовичу о моем нежелании встречаться с отцом.

— Ничего, ничего, — начал успокаивать доктор. — Всему своё время. Как пожелаете, так и будет. Нам нужны только приятные переживания. Жаль, что я ввел вашего батюшку в заблуждение. Впредь буду сперва советоваться с вами. Не волнуйтесь и отдыхайте, а я расскажу ему о наших достижениях.

Ну и пусть доктору неудобно перед отцом. Хорошо, что Улий Агатович проповедовал лечение положительными эмоциями.

Я освоилась на костылях и скакала по стационару туда-сюда, успевая украдкой от медсестер перемещаться самостоятельно, держась за спинки кроватей.

Доктор занялся моим интеллектом, точнее, восстановлением навыков, умственных познаний и воспоминаний, а также исследовал органы чувств. К примеру, он предлагал к дегустации бесцветные желейные массы в одинаковых кюветках, чтобы определить вкус того или иного желе. Улия Агатовича определенно приводило в восторг, что я различаю холодное и горячее, острое, сладкое, соленое и кислое.

Он исследовал диапазон моего обоняния и слухового восприятия, проверил остроту зрения и распознавание цветов. Для доктора оказалось важным не только то, что я отличаю красный цвет от зеленого, но и называю их своими именами. Красное — это красное, а розовое — это розовое, и никак не зеленое или синее.

Могло показаться смешным, но мы занялись элементарным счетом, сложением, повторением алфавита, и Улий Агатович расцветал на глазах. Да и я удивлялась тому, сколько умных вещей сокрыто в моей голове.

Мужчина приносил разнообразные иллюстрированные атласы, и я вспоминала названия растений, ягод, фруктов, овощей, животных, птиц, рыб, географические названия, исторические термины.

Потом доктор принес перо и бумагу, и я начала писать — криво, как курица лапой, но, тем не менее, что-то карябала. Улий Агатович задавал примеры и диктовал, я решала и писала. Он заставлял читать, начав с детских сказок и заканчивая техническими текстами. Постепенно, но неуклонно мы ползли вперед, и доктора распирало от гордости.

Он сдержал обещание, и без моего разрешения посторонние не приходили в стационар. Уж не знаю, делился ли Улий Агатович достижениями со своими коллегами, и когда он успевал это делать, потому что мужчина находился целый день подле меня, и мы расставались лишь на ночь.

— Уникально и бесподобно, — сказал как-то доктор, проверив решенную задачу по геометрии. — Больнушечка моя, вы — бесценная драгоценность в моей медицинской практике.

— Неужели правильно? — удивилась я.

— В корне неверно, но не имеет значения. Главное, развилось абстрактное мышление!

Теперь реабилитация продвигалась гигантскими скачками, и мне некогда было подумать о чем-то другом. Извилины, поначалу туго соображавшие, постепенно закручивались, и если раньше, чтобы ответить на элементарный вопрос, уходила минута, а иногда и больше, то теперь я справлялась гораздо быстрее. Улий Агатович перешел к логическим задачам с подвохами.

Отдельной темой для разговоров стали воспоминания. Поначалу память подбрасывала мне отрывочные образы. Например, я еду в машине, которая освещает фарами дорогу. Вокруг темно, а за рулем Мэл, и он везет на… цертаму[3], - выговорила с запинкой чужое и странное слово. Или иду по заснеженной улице и заглядываю в окна домов. Это мы с Аффой пошли в первый раз в квартал слепых перед Новым годом.

Каждое новое воспоминание тянуло за собой цепочку других, сотрясая заслон в памяти и образуя трещины, которые постепенно разрастались. Через щели в трещинах текли ручейки, подмывавшие преграду.

Аффа — моя соседка по общежитию. Мы познакомились, когда я перевелась в институт, и мне выделили комнату. В памяти замелькало наше соседство, поход в клуб, тренировки перед приемом, поездка за покупками, ссора из-за Мэла, перемирие после гибели Радика…

Ужас! Мысли разбегались как тараканы! Перескакивали кузнечиками — не поймать.

Вива, "Лица года", переулок Первых Аистов, работа в архиве… Боже, голова скоро лопнет как перезревший арбуз!

Доктор, заметив отрешенный вид своей пациентки, сделал кое-какие выводы и сократил часы умственных нагрузок, чтобы дать мне возможность разобраться в воспоминаниях и упорядочить их.

В голове крутился сумбурный ералаш. Обрывки прошлого теснились, наползали друг на друга, перекрывая. Безуспешная попытка разволновала и рассердила, и на торопливый писк прибора появилась Эм.

— Что вас беспокоит? — присела на кровать и, взяв мою ладонь, начала поглаживать.