Еще бы ему не опешить от изумления. Впервые я изъявила желание встретиться с кем-то.
— Да, мне хочется увидеть его.
Что странного в моей просьбе? Наоборот, странно то, что эта мысль пришла в голову всего лишь секунду назад, а не раньше. Ну, да, мозги кривокосо соображают, и, как сказал Улий Агатович, всему свое время. Я хочу видеть Мэла и больше никого.
При упоминании о парне в груди екнуло, приборчик ответил учащением писка, а мне страшно захотелось пересмотреть фотографии с Мэлом. Захотелось прокрутить их на несколько раз, любуясь до бесконечности.
— Успокойтесь, дорогушечка, — распереживался за мое эмоциональное состояние Улий Агатович. — Я прекрасно помню этого молодого человека. Мы с ним хорошо общались. Душевно, если так можно сказать. Разузнаю о нем и сообщу.
К чему изобретать сложности? Скорее звоните и передайте, что мне необходимо увидеть его!
Приборчик перешел в режим монотонного писклявого гудения. Появилась Эм, и вдвоем с доктором они кое-как утихомирили меня, вколов успокоительное.
— Дайте мне телефон, и я позвоню. При мне был телефон. Верните его, — потребовала вяло, после чего заснула.
Если Улий Агатович думал, что отстану от него, то глубоко ошибся. Впрочем, он не особо сопротивлялся, и после пробуждения мне принесли сумочку, бывшую со мной на экзамене и фуршете. "Прима" разрядилась, и доктор, упреждая нервный писк приборчика, заверил, что поможет беде.
— Зарядный шнур скоро принесут. Кстати, я связался с Егором Мелёшиным, вернее, с его родителями…
— И что? — спросила я, холодея, и приборчик запищал. Ненавижу трескотню с некоторых пор.
— Не волнуйтесь, — бросился утешать Улий Агатович. — Егор приболел и находится на лечении. Его батюшка передает вам наилучшие пожелания к выздоровлению.
Ага, искренние пожелания, полные заботливого участия. Самое время вспомнить взгляд Мелёшина-старшего на приеме — пристальный, изучающий.
Видимо, дело организовали так, что мне как капризной принцессе поставляли всё и немедленно, а доктор, как мой проводник, поддерживающий связь с внешним миром, передавал высочайшую волю и собирал налоги с подданных. Так что зарядный шнур вскоре принесли, и он оказался в магазинной упаковке. Ну и ладно, лишь бы услышать Мэла.
На засветившемся экране — ни одного пропущенного вызова от него. Два от Пети, датированные несколькими днями ранее, когда я делала первые шаги по стационару. Три — от Аффы. А от Мэла ничего.
Дрожа от нетерпения, я выбрала его номер и нажала на соединение. Ответили короткие гудки.
Несколько раз я пыталась дозвониться, но безуспешно, а потом пришло сообщение, что абонент находится вне зоны доступа. Оно разволновало так, что меня усмирила лишь очередная доза успокоительного.
Вечером, дождавшись, когда Эр уйдет к себе, я прошлепала в дальний угол стационара и уселась на подоконник. С обзорного пункта виднелась дорога за оградой альма-матер, освещенная фонарями.
За стенами института солнце повернуло на весну. Дни начали прибывать, и теперь темнело позже, чем месяц назад. За то время, что я провела взаперти, погода несколько раз менялась: то небо хмурилось серо-сизыми тучами, то дул порывистый ветер, гоня перистые облака по синеве, то бушевала метель. На южной стороне, куда выходили окна стационара, днем пригревало, и появились первые худосочные сосульки.
Сегодня снаружи шел снег. Он искрился в свете фонарей и ложился свежим покрывалом затвердевший наст. Мне вспомнился вечер, когда я познакомилась с Тёмой, и парень провожал меня в общежитие. Как давно это было… Давно и оттого казалось неправдой, игрой воображения. Я сидела сейчас на подоконнике, а тысячи, нет, сотни тысяч людей заканчивали вечер по-разному. Олег с Мартой ужинали на уютной кухоньке, Швабель Иоганнович и его невестка упаковывали чемоданы, Вива раскрашивала брови перед зеркалом и экспериментировала с нарядами, а Мэл… Где он и что с ним?
Гудки сменились, став длинными, но он так и не ответил на звонок. Почему?
Неожиданно дверь в торце помещения приоткрылась, пропуская полоску света, и в проеме появился человек. Я замерла, забыв разволноваться, а гость вздрогнул, заметив меня, и сказал тихо:
— Фу-у! Ну, и напугала ты, Эвка.
На подоконник опустился Сима. Точнее, в первое мгновение я решила, что это он, но потом подумала, что кто-то другой. На меня смотрела уродливая маска с красными неровными рубцами и стянутой кожей.
— Страшно? — спросил парень. Все-таки по голосу выходило, что в гости заглянул Сима.
— Да. Ты напугал. Вышел как привидение.
— Я за стенкой обитаю. Общая поддерживающая терапия. На днях выписывают.
— Поздравляю. Как с экзаменами?
— Сегодня сдал последний, по снадобьям. Пришлось ходить на пересдачи вместе со всеми, потому что Ромашка встал в позу.
— Молодец, — похвалила парня за то, что не побоялся вылезти из раковины в большой мир. — А я всё пропустила. Наверное, исключат из института за долги.
— Фи, — присвистнул Сима. — Не бойся. Царица пойдет навстречу. Сдашь по индивидуальному графику.
Бр-р-р. Мало радости в общении с Ромашевичевским наедине. Он выжмет из меня все соки и уморит презрением.