— Здание построено в форме равностороннего треугольника и стоит двумя сторонами на улицах, сходящихся лучами, — пояснил Мэл, когда нас высадили. Машина резво укатила, а мы направились к парадному входу в сопровождении дэпов[19]
в неизменных черных костюмах.Уж не знаю, как поставил дело Мелёшин-старший, то в ДП не наблюдалось суеты, как у бывших конкурентов — Первого Д[6]
. Дрессировка, что ли? Сам дух здания был таков, что накладывал отпечаток на работающих в нем людей. Чувствовались военная выправка и дисциплина, отсутствие лишних движений, до уха доносились строгие и лаконичные фразы. Ничего лишнего и всего в меру.В отличие от Первого Д с запутанной системой лестниц и коридоров, в Департаменте правопорядка царила простота планировки, и на каждом этаже наличествовали подробные схемы и планы с указателями. Шагая за провожатыми, я нервно сжала руку Мэла. Сегодня мои ноги впервые вступили в сердце правосудия, в то время как он приезжал сюда неоднократно. Надо же было судьбе извернуться таким образом, что сейчас рядом шел мой парень, который приходился сыном самому грозному человеку в стране. В интернатской и студенческой среде ходило немало жутких баек о Департаменте правопорядка, и я панически боялась попасть в ДП в роли свидетеля или — упаси бог! — в качестве подозреваемого.
Страх пополз, отравляя рассудок. Из памяти успело выветриться, что значит прятаться и притворяться, хотя я делала это долгих восемнадцать лет. К хорошему быстро привыкаешь. Мне вдруг начало казаться, что встречные видели шестеренки, крутившиеся в бешеном темпе в моей голове, и читали мысли, невзирая на дефенсор[20]
. Поговаривали, будто в Департаменте работают лучшие физиономисты в стране, которые моментально определяют вину по мимике и дают заключение о том, задумал ли человек преступление. Еще шушукались о том, что здесь работают лучшие считыватели глубинной памяти, могущие восстановить события многолетней давности в мельчайших подробностях. А еше в Департаменте работали лучшие хироманты, ясновидцы и ищейки, чей тонкий нюх способен отыскать преступника по запаху. Также судачили, будто на каждого новорожденного заводится личное дело с уникальным номером, и за каждым человеком наблюдают, начиная с первых шагов. Жизнь идет, грехи растут, дела пухнут. Уверена, во имя правосудия и для поиска "скелетов" Департамент не гнушается использовать висорические и технические средства, подслушивая и подглядывая.— Всё будет хорошо. Не бойся, — шепнул Мэл, сжав ответно мои пальцы. По ходу движения он здоровался рукопожатиями со встречными. Чему удивляться? Здесь его хорошо знают.
Наконец, перед нами открыли неприметную дверь. Из-за стола поднялся мужчина — тот следователь, что приходил в стационар и приезжал вчера в институт к шапочному разбору, он же заместитель Мелёшина-старшего.
— Как самочувствие? — вежливо поинтересовался у меня, поздоровавшись с Мэлом.
— Сносно, — кивнула я.
— Что ж, начнем без долгого предисловия. Вчера ваша однокурсница Штице Эльза совершила преднамеренное нападение с использованием волн. Ее проступок приравнивается к тяжкому, имевшему целью причинение максимального вреда. У нас есть показания нескольких свидетелей, не говоря об ясновидческих замерах. И все же мне хотелось бы уточнить причины, спровоцировавшие обвиняемую. Из рапортов следует, что незадолго до инцидента в кубе между вами имел место разговор.
— Да, — подтвердила я, и Мэл приподнял удивленно бровь. — Но он носил личный характер.
— Понимаю и всё же прошу рассказать. Наша беседа — приватная, без диктофонов и протоколов.
К чему допытываться? Наверняка в рапортах подробно расписано, кто и где стоял, и какие фразы произносились дословно.
— Она… говорила о себе и о Мэле… — начала сумбурно и поправилась: — О Егоре. Пыталась вывести из равновесия.
Мэл откинулся на спинку стула. "Так и знал" — сказал своим видом.
— Конкретнее. — попросил следователь.
— Куда уж конкретнее? — вспыхнула я. — Штице сказала, что пока я болела, она и Егор… были близки. Что он приезжал к ней за утешением, и что… — от волнения у меня закончились слова.
— Черт! — сжал кулак Мэл.
— Выпейте, — мужчина протянул стакан с водой, и когда я успокоилась, потребовал: — Дальше.
— Она сказала, что я — временное увлечение. Вроде бы всё.
— А вы?
— Поблагодарила за утешение и пошла в куб выполнять задание.
— То есть сказала спасибо?! — выдал изумленно Мэл, а потом на его лице проявилась широкая улыбка.
Мне удалось его удивить, — взглянула раздраженно на Мэла. Ревнивица не опустилась до банального клочковыдирательства волос, а повела себя с королевским достоинством, не купившись на подстрекательства соперницы.
— А затем? — следователь проигнорировал эмоциональный восклик Мэла.
— Приступила к работе и обернулась к двери, когда закрылась щеколда. Штице заперлась изнутри и начала создавать заклинания. Вот и все. Позже Ромашевичевский предположил, что она надышалась или выпила что-то. Он оказался прав?