Sindroma unicuma. Finalizi

Отец тренировал во мне секретного агента, держал на хлебе и воде, обращался сурово и холодно, зачастую оскорбительно, в то время как мои брат и сестра выезжали с родителями на пикники, запускали в небо воздушного змея и объедались сладостями. Они побрезговали бы играть ущербными игрушками, побывавшими в руках не одного поколения интернатских детей. Для брата с сестрой не жалели объятий, их целовали и рассказывали сказки перед сном. Им не нужно было фальшивить и прятаться по углам, боясь чужого внимания. Они жили открыто — свободные люди в свободной стране, наделившей их правами. Правда, и я хлебнула из бокала свободы, но тайком, украдкой, как серая крыска. Потому что не заслужила. Потому что недостойна.

Родитель лишил меня семьи, лишил права быть нужной кому-то и права нуждаться в ком-то. Лишил мамы. Единолично принял решение и воплотил в жизнь.

Он использовал меня. Строил карьеру, играл на симпатиях избирателей, изображая покаявшегося грешника. И теперь стал министром. И когда-нибудь сменит Рублю.

Никогда не прощу.

Мэл видел: мне нужно время, чтобы успокоиться. Он не приставал с разговорами за жизнь, не пытался переубедить или придумать новые оправдания методам отцовского воспитания. На следующий день он показал несколько снимков с фотосессии, присланных на его телефон. Самой лучшей фотографией, одобренной для публикации, оказалась та, на которой министр экономики обнимал супругу и дочь. Участники съемки получилась живыми и естественными. Назавтра снимок появился в центральных газетах и пошел кочевать по прессе. "Женщины — наш тыл, который нужно трепетно оберегать" — значилась подпись-цитата Влашека К.С. под фотографией.

Иванов получил премию, а рейтинг популярности министра экономики взлетел аж на пятнадцать пунктов против трех-пяти пунктов у прочих высоких чиновников и политиков.

30. Ящик Пандоры

— 1-

Фотосессия в особняке папеньки наложила отпечаток на мое настроение. Мысли о том, каким могло быть будущее, если бы не развелись родители, роились, мешая сосредоточиться на учебе. Фантазии о несостоявшемся островке семейного счастья разбавлялись раздумьями о причинах, развёдших отца и маму.

Наконец, Мэлу надоел бессмысленный взор, обращаемый на него каждый раз, когда он пытался отвлечь меня чем-нибудь более прозаичным.

— Если будешь хандрить из-за каждой встречи с отцом, завалишь семестр. Закаливайся. Вы будете часто видеться.

Выслушав нерадужный прогноз, я упала духом. И ведь Мэл давно предупредил о грядущих изменениях в моей жизни, а, теперь, когда эти самые изменения нагнали, дыша в затылок, на меня навалилась апатия.

— А можно совсем не видеться? Или хотя бы до выпускного?

Мэл хмыкнул:

— Увы. В воскресенье — концерт. А затем потекут приглашения на маленькие и большие мероприятия, на семейные и правительственные праздники.

Я ужаснулась:

— И обязательно соглашаться? Когда же учиться? Можно отдать наши билеты тем, кто действительно хочет посмотреть выступление. На худой конец, можно продать желающим!

— Спекулянточка моя, — поддел Мэл. — Не получится передарить или продать приглашения. Они именные. Но их можно фильтровать. Если статус соответствует, имеешь право отказаться от семейного обеда или юбилея.

— А он соответствует? — спросила я с надеждой.

— Да. Но от тех мероприятий, которые посещает Рубля, не отвертеться. А он будет на концерте. Министерство культуры выпросило деньги на строительство Академии, поэтому премьер приедет с ревизией — на что потрачены финансы, и каков результат.

И опять всё завязано около Рубли. Никто не смеет чихнуть без его разрешения. А мне и подавно нельзя игнорировать приглашение премьер-министра, чей указ одарил меня фантастическими благами. О них напомнил большой конверт с серьезными печатями, доставленный накануне спецкурьером из Дома правительства. В нем оказалась пластиковая карточка Первого правительственного банка, на которой с прошлого месяца начали накапливаться висоры, дарованные Рублей. Вдобавок прилагался договор аренды жилого помещения в двух экземплярах с пустыми строчками. Осталось вписать адрес жилья, реквизиты арендатора — и въезжай, куда душе угодно.

Банковская карточка и договор перекочевали Мэлу. Вива покрутила бы пальцем у виска, прочитав нотацию об отсутствии женского ума и хитрости, но я не пожалела о своем решении. Поскольку из нас двоих Мэл ворочал заработанными средствами, мне показалось некрасивым и нечестным прикуркуливать подарки премьер-министра. К тому же, я боялась ущемить гордость своего мужчины. У меня куры денег не клюют, а он вынужден подрабатывать и учиться да еще следить за ростом статуса.

— Зачем? — спросил, когда я вручила конверт с содержимым.

— Затем, что ты отвечаешь за меня. Как скажешь, так и будет. Твое слово — последнее.