Синие стрекозы Вавилона

— Партию чего? — раздраженно спросила та же девица (раз уж взялась переговоры вести с этой встрепанной выдрой, так донесет ношу эту тяжкую до конца; остальные же своими делами занялись: кто журнал листал, кто лениво пальцем в калькулятор тыкал, подсчитывая что-то, а кто за сигареткой потянулся).

— Продукции, — сказала Тилли.

— Какой продукции? — тянула девица (скучала, как и тот охранник в предбаннике).

— Хуев, — пояснила Тилли.

Девица слегка покраснела, подобралась.

— Каких?..

— Таких. Для секс-шопа.

Девица поразительно быстро взяла себя в руки.

— Не знаю, девушка. — Она порылась в каких-то бумажках. — На Канары уехал, ничего не оставил, никаких распоряжений.

— И денег не начислил? — спросила Тилли.

— Деньги начисляются здесь, в бухгалтерии, — сказала девица и зевнула слегка. — А Верховный Холуй лишь распоряжается. У фирмы сейчас вообще тяжелое положение, знаете ли, мы тоже нерегулярно зарплату получаем…

— Ясно, — сказала Тилли.

И, не попрощавшись, ушла.

В дом ворвалась молча. Полушубок сняла, на пол бросила — тот тихонечко уполз на свое место. Ушла в комнату, на матрас легла, в одеяло тощее зарылась. И заснула.

Никто спрашивать ее не стал. Элси за работу взялась, Лэсси, надев полушубок, ушла куда-то. Бабушка включила погромче радио, слушать стала, не понимая ни слова, как бранят оппозицию мар-бани, и отчего-то тревожно ей было. Голову набок склонила, губами шевеля, все про конец света и кровавые времена бормотала.

На общем совете решено было между бедными сиротками все-таки хуи фирме сдать. Младшего Холуя найти, взять с него акт сдачи-приемки, а там видно будет.

— Скоро в городе, похоже, начнется, — заметил Марк (на совет был допущен без права решающего голоса, на правах консультанта, и слушал, стоя в дверях кухни).

— Что начнется? — спросила Лэсси.

А Элси только поглядела на любимого с обожанием.

Марк сказал серьезно:

— Мятеж. Мар-бани имеют сторонников в Вавилоне. И их немало.

— А чего они хотят, эти мар-бани?

— Сами-то они хотят власти, чего еще. И денег, конечно.

— Так какая нам разница? — спросила Тилли. — Мало ли, кто нашу кровь пьет. Отсюда, из Колодца, и не видно.

— Пока власть берут, будут заново деньги делить, — пояснил Марк. — Может и на нашу долю…

Тилли погасила окурок скверных папирос, ядовитым дымом удушающих, и процедила в ясное лицо Марка:

— Мальчик. На нашу долю никогда ничего не выпадет. Наше можно только вырвать зубами. Чем я и собираюсь заняться в ближайшие два дня.

Марк покачал головой.

— Я не о наших деньгах, Тилли, не о заработанных. Я о мятеже.

— Не поняла, — заявила Тилли. — Ты что, хочешь в эти дела вмешаться?

— Почему бы и нет? — дерзко ответил Марк.

— Потому что это грязное и гнусное дело, от которого нам нет никакой выгоды.

— Для того и хочу, чтобы была выгода и для нас тоже.

— Да вы, батенька, идеалист, — сказала Тилли.

А Элси встревожилась.

— Марк! Ты что, действительно хочешь драться?

Марк улыбнулся.

— Может быть.

— Хватит дурью маяться, — заявила Тилли. — Завтра отыскиваю Младшего Холуя, и если он…

…Младший Холуй был младше Верховного Холуя и намного менее хорошо воспитан. То есть, можно сказать, совершенно невоспитан. Разговаривать с ним было куда проще. Завидев Тилли, кивнул ей на стул, забыв поздороваться. Продукцию взял, осмотрел, оценил по достоинству, хмыкнув при виде той модели («Спящий Тристан»), что была сделана тайком от Элси ее подругами-сиротками. Акт сдачи-приемки выписал сразу же, обещав поставить печать, как только вернется Верховный.

— А когда он вернется-то? — спросила Тилли.

— Скоро. У фирмы тяжелые времена.

— «Тяжелые времена», денег заплатить не можете, а сами до Канар и обратно катаетесь! — фыркнула Тилли.

— Это не нам с вами решать, — решительно заявил Младший Холуй. И убрал обе копии акта в ящик стола.

И наступило прежнее нищее житье. Работа закончилась; только и оставалось, что бесконечно пить чай, сменяясь на кухне: поутру Элси, уткнувшись в книжку; ближе к полудню Марк — выйдет, сонный и ласковый; Элси ему чаю нальет и последние крошки сахара даст с ложки слизать. Посидят, помолчат о том-другом. Марк любил радио слушать, все погромче делал. Элси того не понимала, что он радио послушать хочет, потому только голос повышала, чтобы радио заглушить и свою историю Марку рассказать — что во сне видела, с кем во сне встречалась. От голосов пробуждалась Лэсси, спросонок опухшая и не такая красивая, как вечером. Садилась на подоконник, выкуривала натощак несколько дешевых папирос, а после тоже за чашкой тянулась. Марк вставал и уходил куда-то — бродить, на птиц смотреть (где он только их в Вавилоне отыскивал!). А бедные сиротки, выключив радио, еще по чашечке выпивали. Последней, ближе к вечеру, Тилли поднималась. Элси уже уходила спать, а Тилли все сидела на кухне, курила и чай глотала. В окно глядела на звезды, думала и злобу на Верховного Холуя в себе лелеяла. Вот уж и Лэсси носом клевать начинала и с кухни бочком выбиралась, а Тилли все курила и злобилась.

Бабушка-хлопотунья с ними на кухне не сидела. Стеснялась.