Он вытаращивает на меня глаза. Я улыбаюсь.
– Шутка.
Щеки уже болят улыбаться.
Он замечает парочку щуплых мальчиков-подростков, держащихся за руки, и язвительно комментирует:
– Они не понимают, как это смотрится? Подозрительно. Неприлично.
Мне хочется развернуться и уйти, но я проглатываю гнев и просто молча рассматриваю его. На свету волосы зоолога кажутся светлее, в них проступают золотые нити. У него симпатичное лицо, добродушное. Голосу свойственна теплая интонация, которая у Науэля отсутствует напрочь. Я спрашиваю себя: чем он плох? Разве я не мечтала о ком-то подобном? Просто обычный парень. Нормальный. Не считающий, что на нем обязательно должно быть надето что-нибудь ярко-розовое. Не прокалывающий уши в двадцати местах. Не изводящий по три карандаша для глаз за неделю. Не пританцовывающий под песенку с бодрящим названием «Оголись!» В газетах не найдешь фотографий, на которых он совершенно убит и заляпан помадой, и он не снимается в порно, хотя, наверное, смотрит. В какой момент я разуверилась, что соответствия социальным нормам достаточно?
Ближе к вечеру мы перемещаемся к нему домой.
– Как тебе здесь?
– Мило, – отвечаю я и сержусь на себя. Опять это словечко. «Мило» – это никак.
Зоолог готовит ужин, и у него это получается так ловко, что мне наконец удается немного расслабиться. Он расстался со своей девушкой полтора года назад, было время научиться вести хозяйство. Конечно, он иногда скучает по ней, но прошлого не вернуть. Конечно, в их разрыве были виноваты оба, но с тех пор он проанализировал свои ошибки. Конечно, они остались друзьями, ведь он такой славный парень. Вот только я все еще не понимаю, почему мне так сложно поддерживать с ним разговор, тогда как с Науэлем я болтлива, как сорока – вываливаю ему все жалкие новости и все пустые события, накопившиеся за неделю. Какой свитер я купила, какая гадкая у нас управляющая, а вот вчера я пекла черничный пирог, но он получился синим и пресным. Науэль может даже зевнуть, но меня это не смущает и не мешает мне продолжать.